Пути волхвов. Том 2 - Анастасия Андрианова

покусились на то, что всецело мне принадлежало. Не убила, выходит, бумажка во мне сокольего чувства, да и как могла бы? Всю жизнь учился верности, так просто из сердца не вырвешь.

Скоморохи снова повернули ко мне лица, будто успели забыть, что с ними сидит чужак. Я не смотрел на них, смотрел только на Трегора, поднялся даже, чтобы он лучше меня видел.

– Истод – волхв волхвов? – переспросил Кервель.

– Он. Я видел его. Безликие – его твари. Он соколов убивал, и меня пытался. Не вышло, как видите. Он один знает, как от Мори избавиться, стало быть, знает, и как наслать. Говорил про хворь, только мне тогда не до того было, не расслышал, не додумал. Считал, и вы с ним связаны.

Трегор и Кервель зашептали что-то друг другу, сблизив головы. Меня будто и не слышали. Я сел обратно, чтобы не стоять дурачком, который вещает, да которого никто не слушает. Шут для шутов – вот кем я себя ощутил, разозлившись только сильнее.

– Не он один. Я тоже знаю, как от Мори избавиться, – возразил Трегор. – Может, знаю, и как наслать? Если ты говоришь, что считал, будто мы с ним связаны, то давай, обвини меня и мою гильдию прилюдно.

Настроения мигом переменились. На меня смотрели уже откровенно враждебно, с осуждением. Не воины, но бросятся и разорвут, если хозяин прикажет. Те же безликие, но живые ещё, разумные, а такие же верные и так же готовые кинуться на того, кого врагом объявят.

Оправдываться мне не хотелось.

– Ты не переворачивай мои слова с ног на голову, князь. А коли знаешь, чего боится Морь, то что ж не помог людям?

– Помог. Вот они все, вокруг тебя.

Меченые одобрительно загомонили. Трегор выпрямил спину, и я почти был уверен, что под маской пряталась горделивая улыбка.

– То было давно. А сейчас что? Сколотил своё собственное княжество и решил не вмешиваться больше?

– Отрежь ему язык, – посоветовал Трегору старик с оленьим черепом поверх своей головы. – Самого раздень и кинь в озеро, пусть мавки забавляются перед сном.

– Мавки довольны будут, не единожды осчастливливал их, – огрызнулся я. Меченые засмеялись.

– Успею, – заверил его Трегор. – Но пока мне нравится его дерзость и свежий взгляд. Он растерял много крови, но всё ещё горяч. Может, и есть доля правды в его словах. Истод, говоришь, пятнает моё имя? И что же станет, если этого Истода убьют?

Я и сам не знал, что станет. Был ли я лучше тех, кто винил в несчастьях гильдию Шутов? Наверное, хоть немного, да был: Истод сам признался мне, что убивал соколов. Убивал, чтобы пошатнуть остовы, на которых порядок в Княжествах держался многие сотни лет. И я своими глазами видел, как безликие слушаются его, видел, как они, подражая шутовским ватагам, заманивают люд на представления и убивают. Вспомнил я и шутовскую брошь в Чернёнках – умышленно оставил, чтобы навлечь подозрения? Или правда кто из скоморохов деревню сжёг?

– Не могу знать, что будет. Но душе моей станет спокойней за убитых братьев. Избрал бы его своей целью с радостью. Я искал его уже, но для другого. Сейчас поищу, чтобы отомстить.

По шатру пронёсся ропот. Меченые тихо переговаривались, поглядывали на меня и кивали. Я не знал, о чём они думают, глядя на диковатого чужака, да и не хотел забивать голову чужими думами.

– Говори, Кервель, – попросил я, – что ещё за вести принёс?

Трегор поднял руку в перчатке и призывно махнул мне.

– Раз ты осмелился раздавать команды, то давай, садись к нам. Не люблю, когда со скамьи кричат.

Пожав плечами, я перемахнул через скамью и уселся рядом со скоморошьим князем. Может, он пытался меня устыдить, но дважды повторять приглашение не пришлось.

– Люди покидают жилища, уходят в леса, и даже нечистецы не пугают их так, как прежде, – продолжил речь Кервель. – Дома заколачивают вместе со всем имуществом, а если в семье кто-то болен, то соседи могут заколотить дом со всей семьёй и поджечь. Много волхвов ходит по деревням – и настоящих, и самозваных. Каждый предлагает спасение от Мори, продают розовые порошки, выдавая их за толчёные сокольи камни. Никогда я не видел такого – в первую вспышку Мори и то было спокойнее.

– Для чего им толчёные сокольи камни? – не понял я.

– Неужто не знаешь? – удивился Трегор. – Морь боится только их.

Я бессмысленно схватился за камень, который так и не решился снять. Неужели спасение висело у меня на шее, когда я по всем землям искал Истода для больного княжича? Почему никто из приглашённых волхвов не сказал, чем можно исцелить Видогоста? Могло ли быть такое, что Истод, волхв над волхвами, приказал всем скрывать силу камней?

– Многие это знают? – спросил я.

– Теперь – да, – каркнул Кервель. – В Коростельце кто-то из волхвов решил обогатиться и начал торговать бесполезным подкрашенным порошком. Он сказал правду: что сокольи камни гонят хвори, и люди были рады ухватиться за эту надежду. Пошла молва о камнях, пошла торговля солью и сахаром, крашеными ягодами. О камнях сперва знали только мы и несколько старых волхвов.

– Они могли бы остановить Морь, пока она не охватила все города. – В груди моей заклокотал рык. – Вы могли бы остановить Морь! Вы могли бы рассказать о камнях, и тогда Княжества не превратились бы в сплошное смердящее буевище! Могли бы – так почему смолчали?!

– Нас не стали бы слушать, – возразил Трегор. – Ты сам забыл, как относятся к меченым? Скоро придут холода, хворь замёрзнет и отступит, без нашей помощи.

– Обыкновенно относятся! Гильдию Шутов уважали до тех пор, пока безликие не стали прикидываться скоморохами! Ты мог бы выступить, послать письма князьям – и тогда ничего бы не было.

– В этот раз Морь вспыхнула стремительно. И безликие появились почти сразу с ней. Тебе всё кажется простым, но вспомни сам. Стали бы меня слушать после набегов безликих или вздёрнули бы на первой сосне?

– В камнях – кладезь нечистецких сил, – сказал Кервель, глядя на меня чёрными блестящими глазами, похожими на ягоды смородины. – Морь боится нечистецкой мощи. Что в камнях, что в людях.

– А самих нечистецей? – Я вскинулся, нащупал, наконец, верный путь. – Нечистецы могут прогнать Морь из Княжеств? Мой друг лесовой говорил, что не в его силах лечить от неё.

Я вспомнил, как Смарагдель дал воды, но сказал тогда вроде, что Морь не сможет исцелить… Слукавил? Что же, что же творится такое? Я обхватил голову руками.

– Нечистецы не могут с ней совладать, – отрезал Трегор. – Только когда их сила с людской кровью мешается. Камни – другое, в них неживая сила, а из живых только подменыши, кровные дети нечистецей, исцеляют Морь. Да Истод твой, но в нём иное, в нём волховская мощь.

Я отнял руки от головы, взглянул на Трегора и не таясь расхохотался.

– Чего-чего? Шутки шутить вздумал, скоморох? Какие подменыши? Мрут же они, что в лесу, что у людей. Днём с огнём не сыщешь.

Меченые как-то неловко притихли все разом, и я понял, что сморозил что-то не то.

– Сыщешь, сокол, сыщешь. Один из них – перед тобой.

Я не поверил, фыркнул громко, зная, что снова навлекаю на себя гнев собравшихся.

– Ты – подменыш? Нечистецкий сын? Не поверю, пока маску не снимешь. А если и снимешь – всё равно не поверю.

– Режь ему язык, – махнул рукой человек-медведь. – Только могила такого исправит.

Я понимал, что, наверное, нанёс оскорбление скоморошьему князю, дерзко попросив снять маску перед его приближёнными, но я ведь не присягал Трегору и не был обязан чтить шутовские обычаи.

– Маску не сниму. Но от того, веришь ты или нет, суть не меняется. Отец мой – Тинень, верховный водяной, что правит Русальим Озером и кому подчиняются все водные нечистецы Княжеств.

Меченые почтительно закивали. Видно было, как серьёзно они относились к тому, что ими правил не простой человек, а подменный. Я, однако же, продолжал сомневаться.

– Подменыши хилые, живут недолго, томятся в тоске. Ты крепкий мужик,