Дневник пленного немецкого летчика. Сражаясь на стороне врага. 1942-1948 - Генрих фон Айнзидель

* * *

Предложения по повестке дня были следующими:

Это было последнее средство выслушать ясное недвусмысленное решение: либо распустить комитет с обязательным условием репатриировать всех членов и сотрудничающих с организацией лиц (фамилии которых будут названы в документе, где содержится решение о роспуске комитета), либо точно определить наши права и обязанности как официальных представителей организации или военнопленных в Советском Союзе. Но мы были очень осторожны, формулируя наши намерения. Инициаторам подготовки предложений удалось легко получить подписи Кайзера, как представителя католических священников, и Штейдле, который, несмотря на все свои противоречия, был честным и открытым человеком. Но стоило нам обратиться с просьбой подписать нашу петицию к преподобному господину Шредеру как представителю священников-протестантов, он побледнел буквально как мел. Дрожа и заикаясь, Шредер бросился вон из комнаты и сразу же побежал к Хоману, чтобы спросить у него, что он должен сделать для того, чтобы как можно дальше дистанцироваться от этого документа и от нашей инициативы. Он был напуган уже тем, что мы сочли возможным обратиться к нему за подписью. Через несколько минут после консультации с Хоманом по потревоженному зданию побежал слух о новом «деле Хубера», очередной попытке расколоть ряды комитета, провокационной вылазке шантажистов, которые решили в сложной внешнеполитической ситуации спровоцировать Советский Союз. В результате мы оказались в очень сложном положении. Если русские решат ухватиться за это косвенное обвинение, то нам следует быть готовыми ко всему. Нам повезло в том, что мы обратились к Шредеру всего за один день до очередной сессии Национального комитета, где у нас была возможность, имея на руках подготовленный документ, предъявить его Вайнерту и выразить протест против подобных инсинуаций, прежде чем сам Вайнерт или прикрепленный к нам офицер политуправления получил бы из Москвы инструкции о дальнейших действиях. И Вайнерту не оставалось ничего другого, как одобрить наши предложения как «так долго ожидаемую демократическую инициативу, проявленную членами комитета» и утвердить созыв пленарной сессии. Правда, саму сессию в дальнейшем постоянно откладывали на следующую неделю.

Наконец в начале ноября в здании комитета неожиданно появился Вайнерт, который направился ко мне, протягивая руки:

— Генрих, через три дня вы будете дома. Завтра Национальный комитет будет распущен.

Этого грубого намека было достаточно для того, чтобы задавить в зародыше любые попытки обсудить условия роспуска комитета. Надежда через три дня оказаться дома, если в словах Вайнерта была хоть толика правды, отбивала у большинства из нас всю смелость таким несвоевременным проявлением оппозиционных настроений подвергнуть риску возможное время возвращения на родину. В результате решение о роспуске Национального комитета было принято единогласно, а все его члены и сотрудничавшие лица были направлены в лагеря для военнопленных. Но мы и на самом деле были пленниками, добровольно и безоговорочно отдав себя в руки русских.

Мы шестеро могли лишь криво усмехнуться, увидев, как Вайнерт поставил на голосование вопрос о роспуске комитета, сославшись на подготовленные нами предложения.