Портрет Дориана Грея - Оскар Уайльд

Боясь оглянуться, он стоял и смотрел неподвижно на сложныйузор вышитой ткани. Он слышал, как Кэмпбел внес тяжелый ящик, потом всеостальные вещи, нужные ему. И Дориан неожиданно спросил себя, был ли Аланзнаком с Бэзилом Холлуордом и, если да, то что они думали друг о друге?

— Теперь уходите, — произнес за его спиной суровый голос. Онповернулся и поспешно вышел. Успел только заметить, что мертвец теперь посаженпрямо, прислонен к спинке стула, и Кэмпбел смотрит в его желтое, лоснящеесялицо. Сходя вниз, он услышал, как щелкнул ключ в замке.

Было уже гораздо позднее семи, когда Кэмпбел вернулся вбиблиотеку. Он был бледен, но совершенно спокоен.

— Я сделал то, чего вы требовали. А теперь прощайтенавсегда. Больше я не хочу с вами встречаться.

— Вы спасли мне жизнь, Алан. Этого я никогда не забуду, —сказал Дориан просто.

Как только Кэмпбел ушел, Дориан побежал наверх. В комнатестоял резкий запах азотной кислоты. Мертвый человек, сидевший у стола, исчез.

В тот же вечер, в, половине девятого, Дориан Грей, прекрасноодетый, с большой бутоньеркой пармских фиалок в петлице, вошел в гостиную ледиНарборо, куда его с поклонами проводили лакеи. В висках у него бешено стучалакровь, нервы были взвинчены до крайности, но он поцеловал руку хозяйки дома собычной своей непринужденной грацией. Пожалуй, спокойствие и непринужденностькажутся более всего естественными тогда, когда человек вынужден притворяться.И, конечно, никто из тех, кто видел Дориана Грея в этот вечер, ни за что бы неповерил, что он пережил трагедию, страшнее которой не бывает в наше время. Немогли эти тонкие, изящные пальцы сжимать разящий нож, эти улыбающиеся губыоскорблять бога и все, что священно для человека! Дориан и сам удивлялся своемувнешнему спокойствию. И бывали минуты, когда он, думая о своей двойной жизни,испытывал острое наслаждение.

В этот вечер у леди Нарборо гостей было немного — только те,кого она наспех успела созвать. Леди Нарборо была умная женщина, сохранившая,как говаривал лорд Генри, остатки поистине замечательной некрасивости. Долгиегоды она была примерной женой одного из наших послов, скучнейшего человека, апо смерти супруга похоронила его с подобающей пышностью в мраморном мавзолее,сооруженном по ее собственному рисунку, выдала дочерей замуж за богатых, нодовольно пожилых людей, и теперь на свободе наслаждалась французскими романами,французской кухней и французским остроумием, когда ей удавалось где-нибудьобнаружить его.

Дориан был одним из ее особенных любимцев, и в разговорах сним она постоянно выражала величайшее удовольствие по поводу того, что невстретилась с ним, когда была еще молода. «Я уверена, что влюбилась бы в вас добезумия, мой милый, — говаривала она, — и ради вас забросила бы свой чепецчерез мельницу. Какое счастье, что вас тогда еще и на свете не было! Впрочем, вмое время дамские чепцы были так уродливы, а мельницы так заняты своимпрозаическим делом, что мне не пришлось даже ни с кем пофлиртовать. И, конечно,больше всего в этом виноват был Нарборо. Он был ужасно близорук, а что заудовольствие обманывать мужа, который ничего не видит?» В этот вечер в гостинойледи Нарборо было довольно скучно. К ней, — как она тихонько пояснила Дориану,закрываясь весьма потрепанным веером, — совершенно неожиданно приехалапогостить одна из ее замужних дочерей и, что всего хуже, привезла с собойсвоего супруга.

— Я считаю, что это очень неделикатно с ее стороны, —шепотом жаловалась леди Нарборо. — Правда, я тоже у них гощу каждое лето повозвращении из Гамбурга, — но ведь в моем возрасте необходимо время от времениподышать свежим воздухом. И, кроме того, когда я приезжаю, я стараюсьрасшевелить их, а им это необходимо. Если бы вы знали, какое они там ведутсуществование! Настоящие провинциалы! Встают чуть свет, потому что у них оченьмного дела, и ложатся рано, потому что им думать совершенно не о чем. Со временкоролевы Елизаветы во всей округе не было ни одной скандальной истории, и имостается только спать после обеда. Но вы не бойтесь, за столом вы не будетесидеть рядом с ними! Я вас посажу подле себя, и вы будете меня занимать.

Дориан в ответ сказал ей какую-то любезность и обвел глазамигостиную. Общество собралось явно неинтересное. Двоих он видел в первый раз, акроме них, здесь были Эрнест Хорроуден, бесцветная личность средних лет, какихмного среди завсегдатаев лондонских клубов, человек, у которого нет врагов, ноих с успехом заменяют тайно ненавидящие его друзья; леди Рэкстон, чересчурразряженная сорокасемилетняя дама с крючковатым носом, которая жаждала бытьскомпрометированной, но была настолько дурна собой, что, к великому ееогорчению, никто не верил в ее безнравственное поведение; миссис Эрлин, дамабез положения в обществе, но весьма энергично стремившаяся его завоевать,рыжая, как венецианка, и премило картавившая; дочь леди Нарборо, леди ЭлисЧэпмен, безвкусно одетая молодая женщина с типично английским незапоминающимсялицом; и муж ее, краснощекий джентльмен с белоснежными бакенбардами, который,подобно большинству людей этого типа, воображал, что избытком жизнерадостностиможно искупить полнейшую неспособность мыслить.

Дориан уже жалел, что приехал сюда, но вдруг леди Нарборовзглянула на большие часы из золоченой бронзы, стоявшие на камине, ивоскликнула:

— Генри Уоттон непозволительно опаздывает! А ведь я нарочнопосылала к нему сегодня утром, и он клятвенно обещал прийти.

Известие, что придет лорд Генри, несколько утешило Дориана,и, когда дверь открылась и он услышал протяжный и мелодичный голос, придававшийочарование неискреннему извинению, его скуку и досаду как рукой сняло.

Но за обедом он ничего не мог есть. Тарелку за тарелкойуносили нетронутыми. Леди Нарборо все время бранила его за то, что он «обижаетбедного Адольфа, который придумал меню специально по его вкусу», а лорд Генрииздали поглядывал на своего друга, удивленный его молчаливостью ирассеянностью. Дворецкий время от времени наливал Дориану шампанского, и Дорианвыпивал его залпом, — жажда мучила его все сильнее.

— Дориан, — сказал наконец лорд Генри, когда подали заливноеиз дичи. — Что с вами сегодня? Вы на себя не похожи.

— Влюблен, наверное! — воскликнула леди Нарборо. — И боится,как бы я его не приревновала, если узнаю об этом. И он совершенно прав.Конечно, я буду ревновать!

— Дорогая леди Нарборо, — сказал Дориан с улыбкой, — я невлюблен ни в кого вот уже целую неделю — с тех пор как госпожа де Феррол уехалаиз Лондона.

— Как это вы, мужчины, можете увлекаться такой женщиной! Этодля меня загадка, право, — заметила старая дама.