Тойота-Креста - Михаил Тарковский

– Да! – сдулись вёрстами нежные меха. – А как ты узнал? Ты где? Что ты делаешь?

– Я… Ты должна догадаться…

– Что догадаться? Женя! Почему ты молчишь?

– Я… Я не молчу… Понимаешь… Я… Просто… они так добрали смысла… что я не могу…

– Что ты не можешь?

– Их сказать…

– Кого их? Я не понимаю…

– Ладно… Я вот машину новую купил!

– Какую?

– «Марк-два-блит»[9], вэдовый, два и четыре литра.

– Он… хороший?

– Он великолепный… Белый… и вообще… такая кимастищща кругом…

– Что-о?

– Да ничего…

– Ты уехал совсем… далеко?

– Да…

– Совсем-пресовсем?

– Совсем-пресовсем…

– Туда, где все стали другими?

– Туда, где все стали другими…

– И ты тоже?

– И мы тоже…

– И ты решил меня снова придумать?

– И я решил тебя снова придумать.

– Хм… Расскажи мне что-нибудь…

Он хотел рассказать про хоккайдские горы в снегу и про несущихся топорков, про мост Три Семёрки и про маяк в Носсапу, про распластанные пихты и крест из ржавой рулёжки…

…Они еле держали своё содержимое, и оно, огромное, вздрагивало, ходило ходуном под тонкой плёнкой, бродило и опадало дымчатой бездной – такими спелыми, налитыми стали слова, и так страшно их было пролить.

– Может, ты послушаешь… не меня? И я просто протяну руку…

– Не тебя, а кого? Что? Это… правда? Ты… ты не обманываешь?

– Я не обманываю… – и он, будто решаясь на что-то, набрал полную грудь воздуха и выдохнул:

– Я стою

на краю

Океана.

* * *

Я стою на краю Океана,

Ожиданья, надежды, земли,

Над Хоккайдо полоска тумана,

И в Корсаков ушли корабли.

Всё сбылось по пути, на дороге

В набегающем косо снегу,

Потому так пронзительно строги

Эти горы на том берегу.

Так по чьей нестихающей воле

Я стою, как стоял на мосту,

Два крыла, две дороги, две боли

Распластав на огромном кресту?

Вот колышется, светится, дышит,

Подступает, гудит, говорит,

И имеющий уши да слышит,

И имеющий очи да зрит

Эту зыбь, не залегшую к ночи,

Эти дали, дымы, облака…

Лишь бы были прозрачными очи

И спокойна, как прежде, рука.

Спите, горы, дома и собаки,

Я к утру разгоню пелену,

Я подам предрассветные знаки,

Что приму, пронесу и верну,

Всё верну… и полоску тумана,

И двуглавую долю мою.

Понимает язык Океана

Только тот, кто стоит на краю.

Е. М. Барковцу

Под восточным крылом орлана

На излете последней строки

Ты стоял на краю Океана

И туманы поил с руки.

Ты стоял на краю. Стыли реки.

Замирал океанский накат,

Я прощался с тобой навеки,

Мой напарник, учитель и брат.

Только дрогнуло небо: трогай!

Ты остался на берегу.

Я уехал твоей дорогой

По щебёнке, желтевшей в снегу.

Облака расступились рвано…

Мне так трудно расстаться с тобой,

Будто я – на краю Океана

И грохочет в висках прибой.

Будто соль омывает ноги,

Будто Маша зовёт с крыльца…

Будто нет конца у дороги

И у книги не будет конца.

Был асфальт в снежной насечке,

Чья-то «креста» в коричневом льду,

Обжиг ветра, жара из печки

И «камаз» в солярном чаду.

Был ночлег, и была дорога,

И морозные звёзды с утра,

И щиты отсекали строго:

Лондоко, Биракан, Архара.

Я летел в версте от Талдана

По гребёнке дроблёных скал,

Ты стоял на краю Океана

И две сотни страниц не спал.

Сколько вёрст под тенью крылатой!

Как умеешь ты им служить!

Мой братишка и мой соглядатай,

Постарайся меня пережить!

О тебе будут помнить дети

И участок Хабаровск – Чита,

И когда-нибудь в дальнем свете

Твоё имя сверкнёт с щита.

О тебе говорили очи

Синих звёзд в седой высоте,

О тебе на исходе ночи

Прокричал Амазар Чите.

По тебе резина, лысея,

Шелестела сквозь ночь: «Прости…

От Амура до Енисея

Остаётся три дня пути».

Народится из сизых полос

Облаков, полыней и льдин…

И окликнет огромный голос:

«Почему ты приехал один?

Или чем-то тебя не уважил

Твой собрат по судьбе и рулю,

Или новых героев нажил,

Или я – тебя не люблю?

Или манят другие книжки,

Или Маня уходит к Гришке,

Или денег просит сума,

Или лира сошла с ума?»

Я ответил: «А что мне лира,

Если это моя земля?

Я отдам все награды мира

За один поворот руля».

Вот Чита впереди как в чашке

И в шершавой пыли капот…

Я прижался к худой листвяшке.

Сделал вдох…

И включил поворот.

Я вернулся к тебе с полдороги,

Когда понял, что я не смогу

Без твоей бесконечной дороги

По щебёнке, утопшей в снегу.

Рыжей пыли на снежной бровке

Вымерзающий варенец…

Даль хребта в серой штриховке.

И заезжки жданный дворец.