Nevermore - Гарольд Шехтер

Воздух в бальной зале был пропитан ароматами множества цветочных букетов и наполнен достаточно мелодичными звуками, кои элегантно одетые музыканты извлекали из своих инструментов, и под их энергичный ритм многие гости уже пустились танцевать веселую кадриль. Куда ни глянь, глаза слепил блеск — богатство красок — изобретательность и новизна костюмов. Тут и богато одетые вельможи, и злые разбойники, нарядные эльзасские крестьяночки в сопровождении ухмыляющихся арлекинов, парижские мадемуазели, оживленно беседующие с достойными монахами, — молочницы с короткими косичками, а подле них — усатые пираты. Вон шотландская девица проскользнула мимо об руку с веселым моряком; вон дебелый, раскрашенный вождь краснокожих повел в танце аристократку из Триполи. Меланхолический Гамлет, принц датский, о чем-то спорит с Гаем Юлием Цезарем; Торквемада[45]мирно болтает и смеется с Генрихом VIII. Там и сям мелькали очаровательные костюмы полячек и итальянок — первый состоял из ярких атласных юбок, отделанных горностаем, с тяжелой пышной бахромой, а второй был из вишневого атласа, щедро расшитого золотым позументом, бантиками и кисточками.

Посреди толпы восседала на своем массивном престоле (очевидно, его переносили в зал ради таких оказий) госпожа, миссис Генриетта Никодемус собственной персоной, тщательно причесанная, разодетая и в целом приобретшая сходство (хотя и в несколько преувеличенных пропорциях) с очаровательной и злополучной королевой французской Марией Антуанеттой.

Просторный зал, кипевший жизнью, красками, разнообразием, представлял собой замечательное зрелище, возбуждавшее в зрителе удивление и восторг. Но и самые изобретательные — самые фантастические костюмы — не произвели такого эффекта, как явление моего мускулистого спутника в его облачении из шкур и кожи. Стоило нам войти, и возбужденный шепот пронесся по всему собранию; гости оставили свои занятия и, не скрывая изумления, уставились на покорителя Запада. Пока мы шли через зал, я отчетливо слышал восхищенные ахи и охи, взволнованное бормотание, тихие восклицания, срывавшиеся с уст гостей: «Смотрите, это он! — Сам Дэви Крокетт! — Король Дикого Запада!»

Мы остановились перед троном миссис Никодемус, и та, заметив наконец наше присутствие, поднялась с трона и величественно протянула пограничному жителю свою пухлую кисть, как бы подставляя ее для поцелуя.

Подавшись вперед и ухватив ее своей — куда более крупной — десницей, Крокетт энергично стиснул пожалованную ему ручку.

— Вечер добрый, миссис Никодемус! — проурчал он. — Чтоб моя винтовка заржавела, если это не самая славная вечеринка, какую я только видел! А вы-то — разгорелись, что утренняя заря в погожий денек!

Идеально круглое лицо вдовы и впрямь покраснело от удовольствия, и она принялась расхваливать колоритный костюм Крокетта, а потом обернулась к мисс Муллени, которая с почтительным реверансом представилась ей. Затем хозяйка сосредоточила свое внимание на мне и Виргинии. Осведомившись об имени моей спутницы, она оглядела наши костюмы и прокомментировала:

— Какой изысканный выбор! Знаете ли, мистер По, из всех сказаний, вошедших в «Метаморфозы», история Пигмалиона — моя любимая.

— Разорвите меня на кусочки! — воскликнул Крокетт. — Да как же, чертополох меня уколи, вы так быстро скумекали? Крепкий у вас котелок на плечах, миссус Никодемус!

Я не упустил случая пошутить и с любезной улыбкой заметил:

— А вот голова Марии Антуанетты не удержалась на плечах, когда бедняжка попала в когти мсье Робеспьера[46]и его присных.

Казалось бы, остроумная реплика должна была вызвать если не бурный хохот, то по крайней мере искреннее проявление веселья и удовольствия, но, противно моим ожиданиям, мои слова были встречены полным — протяженным — и крайне обескураживающим молчанием.

Оставалось предположить, что мой каламбур, остался непонятым из-за слишком тонкого для восприятия моих слушателей намека на исторические события. Я готов был просветить их с помощью краткого обзора эпохи Террора, но тут миссис Никодемус обратила свой взгляд на джентльмена, стоявшего подле ее трона.

Внешность этого персонажа, облаченного в доспехи средневекового рыцаря-тамплиера, была примечательной во всех отношениях. Хотя ростом он был невелик, держался так прямо, что казался намного выше, причем это впечатление усиливалось крайней, но отнюдь не отталкивающей худобой. Изящной лепки лицо несло на себе отпечаток аристократической надменности, темные, влажные глаза эманировали явную, с трудом подавляемую скуку. Верхнюю губу под крупным орлиным носом украшали смоляные усы, кончики которых были нафабрены и расчесаны в виде двух совершенно симметричных завитков, а несколько загнутый назад подбородок скрывала ухоженная бородка. Тонкие, бледные губы раз навсегда сложились в постоянное выражение легкой, но отчетливо высокомерной насмешки.

К этому индивидууму обратилась извиняющимся тоном миссис Никодемус:

— Надеюсь, дорогой граф, что невинная шутка мистера По вас не задела.

— Уверяю вас, мадам, — утомленно пожал он плечами, — мы, французы, давно утратили чувствительность в этом вопросе. Даже у нас жестокости Террора и в особенности злосчастное увлечение небезынтересным изобретением доктора Гийотена[47]не вызывают ничего, кроме пренебрежения. — Он удостоил меня тонкогубой улыбки и повернулся к полковнику. — Так вы и есть прославленный полковник Крокетт, не так ли? — спросил он, приподнимая одну бровь.

— Кто ж еще! А вы кто такой?

— —Le Comte de Languedoc, к вашим услугам, — отвечал тот с легким поклоном.

— Граф Лангедок — старый знакомый моего мужа, — пояснила миссис Никодемус. — Он собирается в экспедицию по нашим знаменитым прериям.

— Неужели? — откликнулся полковник и внимательнее присмотрелся к французу. — Решили посмотреть грандилепные виды природы, а?

— —Bien sur ,[48]— ответствовал граф. — А заодно поохотиться на ваших magnifique[49]бизонов.

При этих словах по загорелому лицу первопроходца расплылась широкая сардоническая усмешка.

— На бизонов? — переспросил он. — Знаете ли, граф, охота на бизонов — это не спорт для новичков. Если этого скота разозлить, он бесится, точно гадюка посередь лета. Видел я однажды, как старый бык гнался за краснокожими быстрой молнии и грома, хотя стрел в нем торчало больше, чем колючек в акации!