Зодчий из преисподней - Светлана Горбань

— Это только ощущение или есть какие-то основания?

— Не основания, скорее, какие-то мистические предупреждения.

— Говорите.

— Когда ехала сюда, дор #243; гой, еще на границе, где-то потеряла медальон. Он у меня как талисман был. Еще бабушкин.

— Золотой?

— Не знаю точно. Очень старый. Похож на золотой. В виде сердечка. Раскрываешь, — она показала ладошками — как раскрываешь, — а внутри — образок и мое фото, в детстве.

— Так.

— Едва приехала сюда — упала. На ровном месте. Паркетина отломилась. Туда каблук попал, и… Я упала. Прямо под ноги хозяйке. Раньше со мной такого никогда не случалось. Как наваждение какое…

— Поподробнее о наваждении, пожалуйста. Вы что-то заметили? Реальное?

— Не знаю. Там, — она показала кивком головы, — там портреты. Как живые. Глаза так удивительно нарисованы. Как будто смотрят. Или мне это только кажется?

— Об этом потом. Дальше.

— Утром монаха видела. Здесь. Призрака.

— Сегодня?

Она взволнованно кивнула.

— Подробнее, пожалуйста. Где, как?

— Открываю дверь в большой вестибюль, а он… Из картины вышел и к библиотеке… пошел. И на меня так странно поглядел. И все.

— Из картины или из-за картины?

— Не знаю… Мне показалось, что из картины. Беззвучно так. И страшно.

— Здесь, на втором этаже?

— Да.

— Было достаточно светло?

— Ну… День сегодня не самый солнечный… А я стояла за дверью.

— Освещение было включено?

— Нет.

— Как выглядел?

— Монах? В рясе. Худенький. Хрупкий такой. Невесомый. Как в кино.

— Поэтому вас так испугал призрак на видео?

— Да.

— Они было похожи?

— Кто?

— Призраки. Монах и девушка.

— Я… право, не могу сказать… Хотя… Да. Вы знаете, да, они были похожи. Не знаю — чем, но вот… Худые такие… И глаза… Нет, я подробно не помню, но… Что-то неуловимое.

Он неуместно обрадовался:

— Ага!

Но Лесе хотелось поскорее выложить все свои неприятности:

— Теперь вот Ярыжские…

— Теперь доходим до сути дела. Что же они?

— Ну, Кирилл Иванович приставать начал… Сделал предложение не совсем… приличное.

— Давно?

— Да вот только что. А она, похоже, приревновала. И выпроваживает.

— К кому?

— Что — к кому?

— К кому приревновала?

— Как это — к кому? — опять не поняла девушка. — К мужу, конечно.

Кинчев загадочно улыбнулся:

— Это и все факты?

— Мало?

— Честно говоря, так себе. Вы часто смотрели в окно?

— Где?

— Здесь. В этой комнате. Вы же почти не выходите, правда?

— Да, я часто смотрела в окно.

— И что видели?

— Ничего. Парк.

— Людей? Машины?

— Охранников. Дворника. Машины.

— Какие?

— Грузовой микроавтобус. Черный джип. Он долго стоял… Ольга Владимировна на своем «Ланосе»…

— Ярыжский говорил довольно громко? Когда цепляться начал?

— Нет, довольно тихо.

— А супруга все-таки услышала?

Она смутилась:

— Подслушивала, наверное.

Следователь стал вдруг очень серьезным:

— Пропустили главное, — и перешел на шепот, приблизив блестящие очки к ее лицу: — Лесенька, ты — очень опасный свидетель. Даже не представляешь, насколько опасный. Поэтому слушай внимательно. Сначала договоримся, как ты будешь звать на помощь, если… — дальше он зашептал ей в самое ушко, и мы уже ничего не услышим.

Заинтригованы?

Конец главы.

После обеда Кинчев обосновался на кухне. Разложил на обширном столе какие-то бумажки — удобно, можно перекусить, и Надя снует туда-сюда, носит новости. Главных новостей он ждал по телефону, но тот молчал. Хозяева делали вид, что это непонятное присутствие следователя в доме их не касается, занимались своими делами. В общем, выходило, что это либо дополнительный пассивный сбор информации на месте преступлений, либо импровизированная нелепая засада. Считалось, что Кинчев вживается в мистическую атмосферу, но о призраках все говорили с иронией. Однако, раз видели многие… В этом стоило разобраться лично. О сотрудниках, засевших в сарае, почти никто не знал.

Снова пошел снег, за окнами сначала синело, потом сгустилась тьма, в конце концов воцарился настоящий зловещий мрак. На минутку на кухню заглянул с ног до головы несчастный Борис Тур, еще раз пожаловался на неожиданный удар судьбы. Кинчев ему неохотно посочувствовал и велел внимательнее смотреть за окнами: где светится, где выключили свет.

— Где? Второй этаж весь сияет, в башне — тоже, на первом — только в кухне и прихожей. А что?

Кинчев знал — что, но говорить не спешил. Тур ушел, а он все прислушивался. После обеда сверху слишком громко звучала магнитофонная Пугачова, потом перешли на Иглесиаса-старшого. Теперь кто-то начал играть на пианино. Вживую. Медленную печальную мелодию. Вдруг она резко прервалась.

По дому разнеслись визг, крик, стук и грюк.

Кинчев поднялся на второй этаж быстро, но не бегом.

Дверь в библиотеку было открыта, внутри, неподалеку от нее, лежал Кирилл Ярыжский.

Неподвижный. Придавленный тяжелым шкафом. Вокруг — осколки стекла и россыпь старых добротных фолиантов.

Вытаращенные глаза уже начинали стекленеть, из ушей, рта и носа текла кровь. Но более всего удивлял сильный неприятный запах — то ли плесени, то ли мышиного помета, то ли того и другого одновременно.

— Дождались… — процедил следователь сквозь зубы.

Сзади появилась взволнованная Ярыжская.

— О Боже! Кирилл! — театрально всплеснула руками. — Это… Это… Поверьте, это — невероятно… Я слышала голоса… И видела! Они, это они, поверьте! Призраки! Это они шкаф свалили!

— Как говорится, это как раз тот случай…

— Я правда видела, поверьте. Она подтолкнула шкаф. Из стены. А потом монах ее за руку схватил и назад дернул — туда. За стену! И задвинулось. Стена! Она раздвигается! Не понимаю… Мы же ремонт делали… И ничего… — Ольга Владимировна вся дрожала, зубы стучали.

На пороге появилась и сразу замерла, не решилась войти баронесса Леся.