Ричард Длинные Руки - коннетабль - Гай Юлий Орловский

Толщина студня уже не достигает и до края голенища сапог, однако Тиранит укорачивался, не издав ни звука, ни дернувшись, и я с содроганием понял, что он либо уже мертв, либо парализован. Туман уходил, быстро истончаясь, а Тиранит все еще стоял, опускаясь и опускаясь, только уже медленнее.

Последние струйки жалкими хвостиками зазмеились следом за чудовищным белесым киселем. Тиранит упал на бок, ноги его срезаны до самого паха, но крови нет. Я торопливо спрыгнул, от земли несет жаром, пахнет ванилью и миндалем, подбежал, опустился перед Тиранитом на корточки.

– Ты… жив?

Я сам чувствовал себя глупо, однако веки Тиранита приподнялись, с губ слетел вздох:

– Какой дурак…

– Как тебе помочь? – спросил я быстро. – Могу отнести тебя обратно! Я бегом, ты не тяжелый…

Он отыскал меня взглядом, глаза страшно косило, словно шею уже повернуть не мог.

– Нет…

– Или где-то есть место ближе? – спросил я. – Ты только не теряй сознание, укажи!

– Нет…

– А у тебя с собой нет чего-то, – спросил я, – чтобы тебе продержаться, пока лекари помогут?

Он прошептал:

– Какие лекари… Я уже отравлен… Если эта гадость коснется хоть пальца… человеку конец… Никто не доживал до захода солнца. Что ж, кто чем занимается, от того и смерть найдет…

Я прошептал горестно:

– Эх, Тиранит!.. Ну ты что-нить придумай. Я только первого друга нашел, а ты сразу помирать… Нехорошо!

Губы искривились в горькой усмешке.

– Дурак, какой я тебе друг?.. Откуда ты только и взялся такой… Тут друзей не бывает. Я собирался тебя отвести в такое место, где бы все выпотрошили… Скажи хоть сейчас, что такое ценное нашел? Я уже никому не скажу.

Я развел руками.

– Стыдно сказать, но… ничего у меня нет.

– Врешь, – сказал он убежденно. – А почему так стремился в Квентин?

– Да не в Квентин, – возразил я. – Просто хотел здесь побродить, а затем попробовать выйти. Только и всего. Ну дурак, теперь понимаю…

Его веки начали опускаться. С губ слетел вздох:

– Ну да, такие, как ты… Верят в дружбу, идиоты… Ладно, у меня в мешке возьми сухое мясо, это местная еда, водяные кристаллы – продашь в любом городе, а остальное… лучше зарой, не сходя с места. Я не знаю, что это. А в твоих руках обязательно тебя же и убьет…

Шепот становился все тише, я наклонился, вслушиваясь в последние слова. Когда он затих, я потрогал его, приподнял и снова опустил веки. Над головой шумно захлопали крылья, три странные птицы, похожие на грифов и на птеродактилей разом, медленно снижались кругами.

Я поспешно снял со спины Тиранита рюкзак и отбежал в сторону. Птицы, не обращая на меня внимания, опустились на землю красивым треугольником, горбатые клювы поднялись и одновременно вонзились в тело. А потом начали рвать мясо зубастыми, совсем не птичьими пастями.

Огибая холм в одиночку, я натрясся, как никогда в жизни. Из-под валунов высовываются стебли травы и тянутся в мою сторону, больше похожие на щупальца, из расщелин в каменной стене холма то и дело веет опасностью, дважды мимо пролетали некие птицы, но так стремительно, что я чувствовал только движение воздуха и видел промелькнувшую тень, после которой оставался запах нечистой шерсти. Под ногами шевелилась почва, я едва успевал отпрыгивать от высовывающихся клешней.

Соммерс уже нетерпеливо притопывал на той стороне. Завидев меня, изменился в лице.

– Почему один? Где Тиранит?

– Туман, – ответил я.

– Как?

Я коротко рассказал, Соммерс помрачнел, выругался.

– Вот так и попадаются самые умелые… Перестают остерегаться привычного. Были бы огненные кроты или ползущий мох – на вершину холма бы взбежал!.. Эх… ладно, пойдем. Я отыскал ее след.

Он повернулся и пошел быстрым шагом, я торопливо двинулся следом. Удивился, что Сомерс даже не поинтересовался, что именно я взял из мешка Тиранита, видно же, что теперь у меня он раздулся вдвое. Лучше бы спросил, было бы естественнее.

Около часа мы двигались в молчании. Соммерс то набирал скорость, то едва полз, всматриваясь в землю. Я так ничего и не увидел, даже рискнул перейти на запаховое зрение, но в странном мире, если бы и знал, как пахнет то чудовище из мускулов, все равно бы потерялся. Да и, похоже, чудовищная бодибилдерша нейтрализовала даже запах, однако Соммерс как-то ее след все-таки находил.

Потом он начал останавливаться все чаще, хмурил брови. Что-то его тревожило, но помалкивал. Когда я подходил и тоже начинал тупо смотреть в землю, он стискивал челюсти и шел дальше. Я чувствовал, как от него начинает веять опасностью, насторожился и старался держать ухо востро, хотя вообще-то уберечься от напарника невозможно.

Мы шли около часа, Соммерс вдруг сказал с неприязнью:

– След исчез. Переждем чуть.

Я спросил непонимающе:

– А что, он появится?

Соммерс прикрикнул рассерженно:

– Засунь свой язык к задницу и помалкивай! Я знаю, что делаю. Садись, отдыхай.

Он указал, где сесть, место удобное, спина упирается в каменную стену, никто не прыгнет сзади, слева тоже приличный выступ. От Соммерса все больше веяло злобой и опасностью, я прикидывал, как метнусь в сторону и выхвачу меч, если что вдруг, но кончик его длинного, как меч, кинжала с невероятной скоростью блеснул перед глазами и уперся в горло. Я страшился дышать, острое как бритва лезвие с легкостью рассекло кожу, кровь брызнула тонкой струйкой, потекла, щекоча грудь.

– Отвечай, – потребовал он, – какие заклятия у тебя на молоте?

– И ты меня отпустишь? – спросил я с надеждой.

Он коротко и зло хохотнул.

– Нет, убью.

– Так зачем же…

– Дурак, – сказал он. – Я убью тебя моментально. Милосердно! Даже не почувствуешь. А могу оставить с распоротым животом и вытащенными кишками. Ты будешь видеть, как звери дерутся за твои кишки и будешь знать, что скоро помрешь в жутких муках… Такое хочешь?

– Нет-нет, – сказал я поспешно, – не хочу.

– Тогда говори!

Лезвие шевельнулось, расширяя рану, но вглубь не пошло, опасно, могу умереть раньше, чем отвечу на все вопросы.

– Это сложно, – прошептал я, скосив глаза на блестящее лезвие, – там мало одного заклинания…

– А что нужно еще?

– Ритуал, – проговорил я, стараясь не двигать кадыком, – сперва ритуал, чтобы передать тебе…

Он подумал, сказал зло:

– Врешь.

– Клянусь, правда!