Голубое шампанское - Джон Варли

Во всех ее поступках не имелось совершенно ничего противозаконного, и все же она была на взводе. Вряд ли барби отнесутся к ней благожелательно, если разоблачат ее маскарад, и ей уже довелось убедиться в том, насколько просто для барби исчезнуть навсегда. Трое сгинули без следа еще до того, как Бах поручили это дело.

Помещения казались покинутыми. По условному дневному циклу Нового Дрездена сейчас был поздний вечер. Бах торопливо шагала по безмолвным коридорам к главному залу в храме.

Зал был набит барби, и Бах едва не оглохла – все они говорили одновременно. Лейтенант без труда слилась с толпой и через несколько минут убедилась, что с ее лицом Атлас поработал на совесть – как и обещал.

Обряд уравнивания служил для барби способом стандартизации опыта. Они не смогли упростить свою жизнь до такой степени, когда каждый из членов общины переживает в течение дня одно и то же; в «Книге стандартов» утверждалось, что это есть цель, к которой необходимо стремиться, но она, вероятнее всего, недостижима по эту сторону Святого Воссоединения с богиней. Тем не менее барби сумели сделать ежедневные работы настолько простыми, что любая «частица общины» могла выполнять любую. Община не стремилась к доходам и богатствам, однако воздух, воду и пищу приходилось покупать, наряду с запасными частями для механизмов и оплатой их обслуживания. Поэтому общине приходилось что-либо производить и торговать с внешним миром.

И они продавали предметы роскоши: вырезанные вручную религиозные статуэтки, рукописные священные книги, расписную посуду и вышитые гобелены. Никакие из этих предметов не были стандартистскими. У барби не имелось религиозных символов за исключением единообразия тел и мерной ленты в качестве пояса, однако ничто в их догме не запрещало им торговать предметами, священными для людей с другими верованиями.

Бах доводилось видеть их продукцию в лучших магазинах. Изготовлена она была весьма тщательно, но страдала от единственного недостатка – каждый предмет практически не отличался от другого. Люди, покупающие изготовленные в технологическую эпоху рукодельные предметы роскоши, хотят видеть в них различия, недостижимые при машинном производстве, в то время как барби желали, чтобы все выглядело абсолютно одинаково. Ироничная ситуация, однако барби сознательно приносили в жертву стоимость своих изделий ради соблюдения собственных стандартов.

Каждая из барби в течение дня делала по возможности все то же самое, что и остальные. Но кому-то приходилось готовить еду, обслуживать воздушные машины, отправлять и принимать грузы. Каждый компонент ежедневно делал другую работу. Поэтому они и собирались на уравнивание и пытались все сравнять.

Скука стояла смертная. Все говорили одновременно, обращаясь к ближайшим соседям. Каждая рассказывала о том, что делала в этот день. До конца вечера Бах сотню раз услышала одну и ту же группу историй и повторила их всем, кто пожелал ее слушать.

О чем-либо необычном рассказывали через громкоговоритель, чтобы об этом узнали все и тем самым взяли на себя частицу невыносимой тяжести аномалии. Никто из барби не пожелал бы сохранить что-либо уникальное для себя – это делало ее запятнанной и нечистой до момента, пока не делилось на всех.

Бах очень устала от всего этого – в последнее время она недосыпала, когда свет вдруг погас. Жужжание разговоров оборвалось с внезапностью выключенной записи.

– В темноте все кошки одинаковы, – пробормотал кто-то совсем рядом с Анной-Луизой.

Затем во мраке раздался чей-то громкий голос. Он звучал мрачно и почти нараспев:

– Мы есть гнев. На наших руках кровь, но это священная кровь очищения. Мы рассказали вам о раковой опухоли, подтачивающей наше тело изнутри, но вы все равно уклоняетесь от того, что должно быть сделано. Мы должны очиститься от грязи!

Бах пыталась определить, откуда именно до нее из темноты доносятся эти слова. Потом заметила движение – люди проталкивались мимо нее, причем все перемещались в одном направлении. Она начала было сдерживать этот прилив, и тут до нее дошло, что все движутся прочь от голоса.

– Вы думаете, что наша священная одинаковость поможет вам спрятаться среди нас, но мстительную руку богини остановить невозможно. Вы помечены клеймом, наши бывшие сестры. Ваши грехи выдают вас, и расплата за них близка.

Вас осталось пятеро. Богиня знает, кто вы, и не потерпит извращения ее священной истины. Смерть настигнет вас тогда, когда вы будете ожидать ее меньше всего. Богиня видит разницу внутри вас – ту разницу, которую вы тщетно пытаетесь утаить от сестер.

Теперь все засуетились еще быстрее, впереди вспыхнула драка. Бах принялась расталкивать источающих панику барби, пока не отвоевала себе пятачок свободного пространства. Невидимый оратор уже кричал, чтобы его расслышали, несмотря на всхлипывания и шлепанье босых ног. Бах двинулась вперед, размахивая вытянутыми в стороны руками. Но по ее телу уже скользнула чья-то рука.

И ее тут же ударили. Кулак целился не в живот, но все же удар вышиб воздух из легких, и Анна-Луиза рухнула на пол. Кто-то навалился сверху, и она поняла, что если сейчас не встанет, то все может кончиться весьма скверно. Бах сопротивлялась, пытаясь подняться, и тут вспыхнул свет.

Раздался массовый вздох облегчения – каждая из барби рассматривала соседку. Бах не удивилась бы, увидев новый труп, но его не оказалось. А вещавшей в темноте убийце снова удалось исчезнуть.

Она выскользнула из зала еще до завершения уравнивания и торопливо зашагала по пустым коридорам к комнате 1215.

* * *

Она просидела в комнате – по размерам чуть больше тюремной камеры, с койкой, стулом и лампой на столе – более двух часов, прежде чем дверь открылась, на что Бах и надеялась. Вошла тяжело дышащая барби, закрыла дверь и прислонилась к ней.

– Мы уже гадали, придете ли вы, – проговорила Бах, чтобы проверить реакцию барби.

Реакция оказалась совершенно неожиданной. Женщина подбежала к Анне-Луизе, и, всхлипывая, бухнулась перед ней на колени:

– Простите нас, умоляю, простите нас, дорогая. Вчера ночью мы не посмели прийти. Мы боялись, что… что… что это вас могли убить и что здесь нас будет поджидать гнев. Простите, простите нас!

– Все в порядке, – ответила Бах за неимением лучшего ответа.

Барби внезапно вскочила, обняла ее и принялась целовать с отчаянной страстностью. Бах изумилась, хотя и ожидала чего-то в этом роде, и стала отвечать, как могла.

Наконец барби снова заговорила:

– Мы должны остановиться, должны. Мы так боимся гнева, но… но эта страсть! Мы не в силах преодолеть себя. Нам так отчаянно хотелось увидеть вас, что мы едва смогли дождаться конца дня, не зная, где вы – или на другом конце города, или совсем рядом. И желание копилось у нас весь день и вечер, и мы не смогли заставить себя не согрешить хотя бы еще раз. – Она снова заплакала, но теперь уже тише, и не от счастья видеть женщину, за которую она приняла Анну-Луизу, а от отчаяния. – Что с нами будет? – беспомощно спросила она.