Страсти по России. Смыслы русской истории и культуры сегодня - Евгений Александрович Костин

Поход Гитлера на Россию проходит по тем же лекалам и с тем же результатом. Причем, теоретического интереса ради вообразим себе историческую коллизию, по какой Гитлер, завоевав всю Европу, оставив Англию на «потом», утихомирившись, начал бы создавать «третий рейх» на уже покоренных территориях, дружелюбно соседствуя с СССР, получая от него необходимые металлы, нефть, зерно, но не вступая с ним в прямое военное столкновение. Что было бы тогда с Европой, зададимся таким непопулярным для исторической науки вопросом? Но он пошел на Россию, вопреки мнению многих своих генералов и повторил судьбу Карла и Наполеона Бонапарта, только в более жесткой форме.

Россия (СССР) после той страшной и тяжелой войны усилилась неимоверно и всего-навсего после прошедших тяжелых военных испытаний 15 лет спустя страна стала представлять из себя один из полюсов всемирного человечества. Она, наконец, попала в ситуацию, в какой она еще никогда не оказывалась – стала в полной мере мировой, глобальной державой, без участия которой в мировых делах ничего не происходило. Россия переписала под себя мировую историю, выделив себе весьма значительную главу.

Так и кажется сегодня, что Европу (через ее отдельных представителей) тянет к самоубийственному вторжению в Россию, после которого происходит (по крайней мере, происходило до сих пор) одно и то же – противник разбивается Россией, и сама она усиливается многократно и занимает новое место в мировом раскладе сил.

Все настоящие проблемы России гнездятся внутри ее самой. Внешние на нее походы странным образом позволяют власти и народу закрывать на эти проблемы глаза и заниматься тем делом, какое им хорошо известно – защищать свой край, свою родину от очередного нашествия. При этом обязательно надо взять время на раскачку, на перестройку характера, на привыкание к новому образу жизни, чтобы потом, со всей силой вломить врагу, не очень уже и разбирая, а стоит ли вот так почти тотально его уничтожать.

Вся история России двадцатого века и начала двадцать первого должна быть понята, прежде всего, через анализ тех имманентных противоречий, какие она накопила к моменту совершения большевистской революции в 1917 году. То, что Россия ввязалась в первую мировую войну, было ее исторической ошибкой, что, впрочем, можно сказать о практически всех европейских участниках той бойни, за исключением Германии, какая откровенно и продуманно готовилась к реваншу за поражения в войнах второй половины XIX века.

Если бы война началась хотя бы на 5 лет позже, то она не повлекла бы за собой таких последствий для России, какие в итоге причинила ей война 1914–1918 годов. Россия сумела бы завершить цикл своих реформ, она развивалась бы схожим образом с США и политика царского правительства была на этот счет вполне продуманной и ясной. Россия, не стесняясь, брала на европейском рынке громадные займы для развития промышленности, строительства железных дорог, увеличения добычи нефти. К тому же она прекрасно понимала, что у нее есть исключительные права на громадные рынки Средней Азии и Закавказья, территории которых принадлежали ей и были пока еще не развиты в капиталистическом духе. Все это, повторим, было не раз и не два явным образом декларировано российским правительством в предвоенные годы. Темпы промышленного развития страны поражали, они немногим уступали росту заокеанской промышленной империи Соединенных Штатов.

К тому же в это время, накануне войны, в России происходила грандиозная крестьянская реформа, известная под именем столыпинской, она, во-первых, разрушала общинный уклад русской деревни, а во-вторых, переводила огромное (по количеству русских крестьян) сельскохозяйственное производство России на товарные рельсы. Наступающая механизация высвобождала значительное число рабочих рук для работы в промышленности и обеспечивала, соответственно, рост городов и всеобщего потребления. Успей все это проделать в плане реформ до войны, Россия легко бы подстроилась политически к капитализму в полной мере, развивая дальше парламентскую форму правления (Дума, русский парламент, появилась в 1905 году) при сохранении даже и номинальной монархии. Социал-демократическое движение в России приобрело бы совершенно цивилизованный вид, и никаким радикальным партиям в виде коммунистического большевизма не удалось бы прийти к власти.

Однако все произошло так, как произошло. Россия не успела реформироваться, участие в войне привело к глубокому экономическому и социальному кризисам, с которыми правительство не смогло справиться, так как оно уже и отставало от требований времени, а дворянство как класс, делегировавший основных участников в органы руководства монархией, почти выродилось, о чем свидетельствовала великая русская литература того периода. Поэтому накопленные противоречия развития России за предыдущие века, не дали возможности совершить ей поворот к новым социальным отношениям внутри государства, не обеспечили основную крестьянскую массу населения землей в том виде и таким образом, чтобы был решен вопрос хозяйственного самосохранения крестьянства, независимо от формы политического правления. Россия рухнула, всего-навсего поддавшись активности политически наиболее продвинутой силы (большевики во главе с Лениным), сумевшей перехватить историческую инициативу по управлению собственным народом у других партий и социальных слоев русского общества.

Но тут произошло очередное историческое чудо. По очевидной логике Россия должна была распасться, независимо от результатов первой мировой войны и от того, какая политическая сила пришла к власти сразу после этого. Реальная сила накопленных противоречий, о которых мы писали выше и которые бросались в глаза и русским писателям-классикам, а не только философам и социологам, общемировые процессы, проходившие в то время, по эрозии и разрушению мировых империй были в полной мере применимы и к российской ситуации. Дезинтегрированное управление, отсутствие реальных площадок противодействия наступившему хаосу, недостаток продовольствия как в столицах и крупных городах, так и в деревнях (хотя в меньшей степени), должны были неминуемо привести Россию к тотальной диссоциации.

Вся эта конфликтность вышла на поверхность в формах гражданской войны. Причем в процессе ее разворачивания мы обнаруживаем какие-то странные комбинации участников и не менее странную мотивировку сторон в этом столкновении. С одной стороны, немалое количество «старых» военспецов, в том числе из дворян, перешли на сторону большевиков и занимали серьезные позиции в Красной армии, с другой, «белое» движение непонятным образом не стало опираться на явно выросшее недовольство крестьян политикой военного коммунизма новой власти и проведением продразверстки самым кровавым образом. Но «беляки» не смогли оторваться от своих прежних предрассудков и совершенно не доверились своему народу, часть которого очевидным образом могла бы их поддержать. Сам растянутый во времени процесс борьбы «красных» и «белых» говорит именно об этом – и у одних и у других был очевидный кредит доверия у крестьянской глубинки. Однако большая ее часть пошла за большевиками, считая их идеи более прилаженными к их мечтаниям,