Трудности языка - Ксения Кононова

Непроизвольно смеюсь, глядя на его выражение лица, и понимаю, что все, что мы с ним делаем для него впервые. И судя по его энтузиазму, эти открытия ему действительно нравятся. Ложится на мое плечо, и спустя несколько минут чувствую, как его голова тяжелеет, а дыхание выравнивается. Не могу уснуть. Лежу и смотрю в потолок. Как на нем отражаются тени. Слышу, как легкий летний ветер колышет занавеску сквозь приоткрытую балконную дверь, и представляю, как ты спишь в своей кровати. Интересно, как выглядит твое лицо во сне, в какой позе ты любишь спать, что ты вообще любишь… Я не знаю о тебе ничего. Даже твое полное имя узнал всего несколько дней назад. Я влюблен в незнакомца из своего прошлого. В мое главное противоречие. Во всех мыслях и ощущениях.

Сползаю с дивана и, вытащив из пачки на подоконнике сигарету, иду на балкон. Затяжка и холодный ментоловый дым проникает в легкие, обжигая губы и рот. Такой же вкус, как у поцелуев Вика. Смотрю на ночное небо, которое меньше чем через час начнет светлеть, и делаю очередную затяжку. Какая-то бесконечно долгая ночь. Кажется, самая долгая в моей жизни. Когда ты улетишь должно стать легче. И весь осадок, который ты встряхнул со дна моей души, опять уляжется. Ты вновь превратишься в воспоминание, с которым не могу бороться. С глаз долой — из сердца вон? Едва ли. Если я не смог забыть о тебе за эти годы, то теперь уж тем более. Легкий привкус злости горчит вместе с сигаретным дымом и мне вдруг отчаянно хочется заставить тебя мучиться. Хоть на сотую долю почувствовать то, что чувствую я. Но, к сожалению, я не имею над тобой той власти, которую ты имеешь надо мной. Тушу сигаретный окурок о блюдечко и, сделав глубокий вдох, возвращаюсь в комнату. Забираюсь под простыню и ложусь на бок. Вик тут же придвигается ближе и во сне обнимает меня. Закрываю глаза. Один день.

Хлопок двери. Шаги. Скрип половиц. Дверца холодильника. Шаги. Звук льющейся воды из крана. Приоткрываю глаза и обвожу комнату взглядом. Уже светло. Почему-то ужасно болит голова и ни грамма ощущения, что я выспался. Веки опять самопроизвольно опускаются, но спать уже не хочется. Просто разбитое состояние. Магнитные бури? Циклон? Все вместе и одновременно. Кто-то садится на мои бедра. Непроизвольно в который раз отмечаю насколько Вик легкий.

— Я ушел. — Шепотом возле уха.

Открываю глаза. Уже полностью собран, и волосы пахнут моим шампунем в сочетании с легкой примесью табачного дыма. Как ему удается так рано вставать, успевать собраться и выглядеть полностью отдохнувшим? Мне бы так.

— Давай. Созвонимся, — быстрый поцелуй, но он вдруг раздвигает кончиком языка мои губы и жаляще проникает в рот, тут же отстраняясь. Соскакивает на пол и через несколько минут хлопает моя входная дверь. Глубокий вдох, но выдохнуть я не успеваю. Слышу, как разрывается мой мобильный телефон. Один из тех случаев, когда я забыл выключить звук. И скорее всего, напрасно.

Стекаю из-под простыни на пол и пытаюсь определить, откуда раздается звук. Через несколько секунд мозг идентифицирует его местонахождение. В ванной. Захожу и поднимаю с пола джинсы, в которых был вчера. Извлекаю телефон и бросаю взгляд на дисплей. Арсений.

— Да, — шлепаю на кухню. Вик, только не говори, что я сегодня остался без кофе.

— Вероятно, городской зоопарк поголовно сдох, — смеясь, замечает Сеня.

— Я только что открыл глаза и мне не до твоих аллегорий, — бубню в трубку.

Нет. Моя порция смиренно дожидается меня в турчанке, а на тарелке настоящие гренки. Такие, как мама в детстве делала. Из булки, смоченной в яйце и обжаренной на сливочном масле. С особым ароматным запахом, ни с чем не спутаешь. Еще теплые. Даже съесть рука не поднимается. Боже, Вик, беги от меня сам, со всех ног. Зачем я тебе нужен? Что ты во мне вообще нашел? Вместо того чтобы просто трахнуться и разбежаться, ты остаешься на ночь и варишь кофе по утрам, а теперь еще и гренки. А я понимаю, что для тебя это начинает означать больше, чем для меня. Может, поговорить с ним? Сказать, что… Что сказать?

— Господи… — вслух и страдальчески.

— Да ладно, — из трубки, — уже и с другом повидаться проблема.

— Это я не тебе, — понимаю, что прослушал какую-то очень важную часть его монолога. — Извини, ты о чем?

— Есть повод кое-что обмыть, — многозначительно.

— Клиника? — делаю предположение, хотя понимаю, что за такое короткое время ему вряд ли удалось уладить все вопросы.

— Нет. Я теперь тоже на колесах.

— О, поздравляю, — улыбаюсь. — Банк ограбил?

— Почти. На предмет кредита, а то все остальное у меня в клинику грохается, а без машины никуда просто.

Сеня сдал на права несколько лет назад, еще когда учился в институте, это я все в последний момент делаю. Пока не прижмет окончательно.

— Понятно. Приглашаешь покататься?

— Угадал. И у меня для тебя еще один сюрприз, — загадочно.

— Ты уверен, что он мне понравится? А то я как-то сюрпризы не очень…

— Уверен, будешь удивлен. И думаю, приятно.

— Ладно, ловлю на слове, — вздыхаю. Надеюсь, это не новость об их с Иришей свадьбе. Тогда не то, что весь зоопарк сдохнет. — Когда?

— Говори адрес, заберу через часа два.

Называю Арсению свой адрес, понимая, что он до сих пор так ни разу и не был у меня после того, как вернулся. Да и я у него, собственно, тоже. Как-то засосала жизнь обоих. Надо исправляться. Или хотя бы отвлекаться. От собственного болота. Взгляд опять падает на гренки, и я снова чувствую себя сволочью. Другой бы на моем месте вообще не обращал на это внимания, почему же меня мучает то, что я сознательно использую Вика, позволяя ему думать, что между нами что-то большее, чем есть на самом деле? Понятно, я сволочь наполовину. Как и во всем в жизни. Все всегда наполовину и из противоречий.

— Да, и ради исключения, пожалуйста, надень сегодня плавки, а не стринги, чтоб народ не смущать. Мы едем открывать пляжный сезон в Гидропарк, — ржет Арсений.

— Ха-ха-ха, — едко передразниваю. — Я буду нудистом, можно?

— Если ты пытаешься меня соблазнить, то сегодня не получится. У меня критические дни. Я за рулем и алкоголь проходит мимо меня.

— Праааативный, — манерно вздыхаю и слышу, как мой друг давится от хохота. — И помечтать уже нельзя.

— Ну все-все, котенок. Не обижайся, — непроизвольно улыбаюсь. Он никогда не изменится. — Через два часа. Чтоб стоял, как