Убить отступника - Олег Мазурин

Срочно!

Даша с трудом уговорила слугу Прохора отправиться с ней в Сибирь, наказала строго-настрого хранить в тайне их отъезд и стала ждать благоприятного момента. И этот момент вскоре наступил. Причем буквально на следующий день. Старому князю наскучило дома сидеть, и он решил поехать в гости к генерал-губернатору Голицину. Тот давно приглашал Боташева перекинуться в бостон, а также посплетничать, попить кофе с ликером, покурить заморские сигары и сыграть пару партий в шахматы. А главное, рассказать о том, насколько полиция продвинулась в следствии по делу о скоропостижной смерти его сына – Николая.

Княжну разрывали двойственные чувства.

С одной стороны, ее дико мучила совесть. Как же! Ведь она ослушалась, обманула отца, вдобавок бросила его с матушкой на произвол судьбы – в общем, поступила ужасно дурно. А с другой стороны, она ехала к любимому. И этот благородный порыв для нее сейчас был главнее всех мук совести. И сильнее страха перед родительским гневом. Жертвовать собой во имя любви и ради любимого – вот цель ее жизни. Так она понимала свое предназначение. Княжна в данный момент следовала негласным правилам того времени. Так, как она, поступила бы всякая по-настоящему влюбленная и искренне преданная своему избраннику барышня.

Итак, все мосты были сожжены! Рубикон перейден! Впереди либо слава, либо погибель!

И княжна это прекрасно понимала. Потому была настроена весьма решительно и хранила в душе непоколебимую уверенность в том, что непременно спасет Александра Дмитриевича. Обязательно спасет! Если бы княжна была гусарским прапорщиком времен войны с Наполеоном, то сражалась бы не хуже любого прославленного рубаки. Как, допустим, знаменитая героиня войны Наталья Дурова. Ведь и характер у Даши есть, и смелость, и решимость. Все есть! Значит, впереди у нее удачная дорога.

Только бы успеть на помощь к любимому.

Только бы успеть.

«Нет, нет, все будет хорошо, – утешала себя Дарья. – Господь не допустит гибели Александра Дмитриевича. Ведь они должны непременно встретиться и пожениться. И в этом будет высшая справедливость!»

Стало быть, надо спешить. Спешить изо всех сил! Эй, кучер, давай живей погоняй коней! А ну, выручайте, залетные!

Летите стрелою! Летите молнией!

Быстрокрылою птицей летите!

Эх!..

Захар крикнул на всю тайгу.

– Байкал! Леший! Цыганка! Где вы?!

Заливистый собачий лай заставил смотрителя заимки выйти из избы. Зверь какой-то объявился? Или лихой человек?! А может, нечистая сила. Захар взял на всякий случай факел, ружье и пошел на лай.

Собаки брешут все ближе и ближе… Вот они. Три пушистые здоровые лайки. Бегают вокруг какого-то человека, прислонившегося к дереву.

Захар осторожно подошел к нему и осветил. Незнакомец, запорошенный снегом, был неподвижен, глаза закрыты, зубы стиснуты от холода.

– Цыц, Байкал! На место, Леший! Цыганка, назад! Нишни вы у меня, проклятые! – осадил собак смотритель.

Псы послушно отступили, но продолжали предупредительно гавкать. Захар осмотрел человека. Незнакомец вроде птица высокого полета. Справный полушубок, благородное лицо. Но как он попал сюда, в дремучую тайгу? И откуда? С города? Кто он? Замерз насмерть или живой? Захар нащупал у окоченевшего незнакомца сонную артерию: вроде пульс бьется слабо, но все же бьется!

«Живой, чертяка! Может еще можно спасти? Срочно надо санки – и в избу его! Иначе конец горе-путешественнику. Еще немного, замерзнет – и пиши пропало! Не оживить, не вылечить. Ни живой водою, ни мертвой. И чудо не поможет».

Захар бегом помчался к заимке и вернулся с санями, в которых возил дрова или туши убитых животных. Положил на них незнакомца и домчал, как резвый савраска, прямо к избе. Затащил в горницу, положил на широкую скамью. Жарко натопил печь. Снял полушубок с незнакомца – под ним увидел офицерский сюртук.

Смотритель озадаченно почесал голову.

«Эхма, кажись, офицер. Откуда он здесь взялся? Может, беглый? Сколько их сослали в Сибирь – не перечесть! А сколько их нынче пересылают по Сибири. С одной губернии в другую. Тоже много. А может, это наш брат? Его послали наши же люди в град Солнца? Коли так, то отчего его не сопроводили сюда? Странно. Ну, ладно, посмотрим, что за птица».

Захар раздел незнакомца и начал растирать целебной настойкой, потом медвежьим жиром.

…Голевский очнулся и увидел, что лежит на скамье, в какой-то мужицкой избе, раздет догола. Печь жарко натоплена. Его грудь, ноги растирает вонючим жиром бородатый старик. Суровый, молчаливый.

«Где это я? – первым делом подумал Голевский. – Явно не в раю. Значит, я живой? Но где я?»

– Кто ты и откуда ты, мил человек? – спросил его бородач.

«Неужели я на той самой заимке? Но как я сюда попал? На всякий случай скажу пароль, а вдруг это и есть проводник, о котором писал Боташев».

Голевский с трудом произнес пароль:

– Я… веру… ю… в го… род… Солнца… Сво… бо… да… и… про… цве… та… ни… е…

Бородач смягчился. Ответил, как положено:

– Свобода и процветание. Здравствуй, я твой брат. Ну ты и выкинул коленце. Чуть не замерз на моих глазах.

Голевский попытался улыбнулся, не смог.

– Было дело… Я уже почти на том свете побывал. Все кругом бело. Рай, ангелы, мои родители. Все встречают меня. Машут мне приветливо. Смеются.

– И как там, на том свете?

– Блаженно, покойно, но все же, мне кажется, на этом свете лучше… Голубчик, ты что за гадостью меня растираешь?

– Жиром. Медвежьим. Целителен он для здоровья, мил человек. Весьма. А то хворать вам никак нельзя. Как звать-то вас, величать?

– Александром.

– А я Захар. Как вы сюда попали?

– Я шел с братом нашим Порфирием…

– Порфирием? И где же наш брат Порфирий? – поинтересовался Захар. – Что с ним? Он должен был вернуться в город Солнца как можно скорее.

– Он был со мной, пока на нас не напала огромная рысь.

– Рысь?

– Да, приличных размеров тварь. Она кинулась ему на спину и загрызла. Я ранил ее из ружья, а затем добил ножом…

Захар с сомнением посмотрел на капитана.

– Значит, Порфирия нет в живых, – погрустнел смотритель. – А ты, мил человек, беглый?

– Да.

– Из дворян-офицеров?

– Точно. Везли далее, в Иркутск, но я сбежал.

– Молодец. На каторге несладко. Не каждый выдерживает. Лады, а покамест полежи маленько, подремли, наберись сил, а я кашеварить стану.

Голевский устал говорить. Глаза слипались. Капитан заснул, а когда пришел в себя, то смотритель уже приготовил суп из засушенных грибов и чай из таежных пахучих трав. Голевский с благодарностью поел. Стали пить чай, взбодрились.