Тайна Ирминсуля - Юлия Эфф

Внезапно музыка оборвалась, багровый от гнева Сер’ддор со сферой решительно подошёл к саквояжу, зашвырнул в него шар, а прежде чем выйти и хлопнуть дверью, наставил указательный палец на застывших в недоумении зарвавшихся юнцов:

– На сегодня и навсегда – всё! Я к вам больше не ездить! Вы… вы!.. Паконте!

Антуан и Мариэль переглянулись.

– Чего это он? – спросил братец.

– Не знаю, но, кажется, у него тоже придётся просить прощение, – пробормотала сестрица, посмотрев на безмолвный «граммофон».

Не сговариваясь, они бросились за учителем.

По счастью, сир Сер’ддор оказался отходчивым. Извинения принял, объяснения тоже. Проникся отчаянием девицы, восстанавливающей память. Антуан предложил посмотреть сферу с записью одного из балов, которые когда-то давали де Венетты, и это существенно помогло. Во время просмотра учитель и Антуан комментировали названия танцев и движения. Дело пошло на лад. Через час девица, потерявшая память, двигалась сносно, не без лёгкости и даже раскраснелась от удовольствия.

А сам Сер’ддор получил заслуженную порцию похвалы от Тринилии и неподдельного интереса от ученицы к процессу записи и воспроизводству музыки.

– По правде говоря, сестрица, музыка тебе всегда давалась плохо, – Антуан покатился со смеху, наблюдая, как Мариэль пытается выдать нечто на граммофоне – самом сложном инструменте.

– Музыка идти от сердца, если оно есть, – заставляя покраснеть ученицу от намёка на давнее поведение, проворчал г-н Сер’ддор. – Вы представить себе мелодию, пропустить её через сердце, от сердца – в рука и позволить литься ваша фантазия.

Он закрыл глаза, протянул ладонь к сфере на граммофоне – и грустная мелодия, звучание которой напоминало слаженную работу оркестра, заставила рот Мариэль открыться в восхищении. Оказывается, учитель писал музыку для балов и был самым известным музыкантом Лабасса, по совместительству преподающим хореографию и музыку отпрыскам аристократов.

Пока Мариэль в который раз пыталась укротить музыкальную магию, Антуан успел поговорить с учителем о намечающемся небольшом праздничном вечере у Делоне.

– Я знать об этом. Сир Аурелий оплатить мой небольшой концерто…– Сер’ддор поморщился из-за долетевших до его ушей фальшивых нот и закатил глаза: может, эта девица и забыла многое, но привычка издеваться над ним никуда не делась.

Мужчины собрались покинуть учебный зал ради обеда, ожидающего хозяев и гостя, а Мариэль всё терзала музыкальную сферу. Качая обречённо головой, учитель достал из сумки небольшую сферу поменьше, на подставке, и подошёл к девушке:

– Послушать, сирра Мариэль, я от сердца отрывать этот мальвэн. Это детский игрушка для тех, кто иметь музыкальный дар. Ради одна вещь – вы не играть больше, когда я рядом!

Она с восторгом приняла сферу, вмонтированную в подставку. Внутри сферы кружились снежинки. Достаточно было её обхватить двумя ладонями и подумать о мелодии. Этот инструмент для начинающих музыкантов оказался прост в использовании, и уже с первой попытки, по дороге в столовую, Мариэль худо-бедно наиграла «Маленькой ёлочке холодно зимой», не обращая внимания на зубовный скрежет и стоны учителя.

– Моя прелесть! – она нежно погладила снежный шар, когда песня отзвучала, и собралась играть с ним до вечера.

Однако за столом речь зашла о приглашении Делоне на Вечер горги, так что пришлось переключиться на новую проблему.

– А я могу не идти? – она перевела взгляд с Антуана на бабушку. – Можно? Обещаю, до ночи буду заниматься.

– Вынуждена признать, что ваше непослушание в отсутствие родителей вызывает у меня беспокойство, как и ваши попытки заставить поверить меня в ваше учебное рвение. Поэтому – нет, поедешь. Надеюсь, у сира Марсия за вами присмотрят должным образом, – сухо отказала бабушка.

Жанетта позже объясняла зевающей хозяйке. Ночь горги – так в простонародье прозвали первый вечер второго октагона. С этого дня официально всех, получивших дар, считали совершеннолетними.

– К тому же, вы побываете у Делоне и наверняка ещё что-нибудь вспомните. И вот что, госпожа. Вас ожидает бессонная ночь, советую поспать до отъезда. Нам сирра Тринилия тоже разрешила отдохнуть. У вас, господ, свой вечер, и у нас, надеюсь, тоже нескучней будет.

Жанетта помогла снять платье и забраться под одеяло. Уговаривать Мариэль долго не пришлось.

– Хочу нормальные будни, – пожаловалась она, устраиваясь удобнее на постели и не выпуская из рук мальвэн, зевнула в десятый раз за последние полчаса, заражая Жанетту. – Вся неделя как наизнанку вывернута: ночью приключения, днём – спать хочется, а мне учиться надо. Когда эти праздники закончатся?

В окно постучали, и Мариэль подскочила. На узком оконном выступе со стороны улицы сидела белая птица, энджел Изель, и пыталась разбить клювом стекло. Жанетта торопливо открыла окно, схватила птицу, отвязала от её лапки записку и отпустила почтальона на свободу. Энджел сразу взмыл в небо, не дожидаясь благодарности в виде крошек за свою услугу.

– Знахарка пишет: «Будьте сегодня у Делоне». Видите, госпожа, вам в любом случае придётся туда поехать. Отдыхайте. А я, разрешите, пойду?

Мариэль отпустила служанку, повернулась на бок и натянула одеяло на голову, как будто оно могло оградить её от мыслей и окружающего мира, тянущего в нежелательные события.

«Я в домике», – подумала она, но улыбка не появилась на губах. Весь день, нет, со вчерашнего дня и всю ночь она, Мариэль, старательно забивала себе голову чем угодно. Лишь бы не думать о том, с кем опять придётся встречаться. Смотреть на него случайно и равнодушно. Не касаться и, боже упаси, думать об этом – это сделать браслеты не дадут. Ей останется одно – дышать с ним одним воздухом и видеть, слышать то, что и он.

Мама часто пела под гитару, на которой сама себе аккомпанировала. Дочь обожала их слушать и выучила все наизусть. Однако слова, несущие в себе томительную тоску, страсть и усладу для ушей слушателя, их смысл Мари поняла только сегодня.

– «А напоследок я скажу, а напоследок я скажу: «Прощай, любить не обязуйся…» – она не произнесла слова вслух, беззвучно зашевелила губами. В музыкальной сфере закружились снежинки, и полилась знакомая музыка, мамина песня. Будь здесь сир Сер’ддор, он бы открыл рот от удивления: его ученица с чудовищным слухом вдруг создала нечто волшебное, музыку, которой он ни разу не слышал.

Благословенна боль, что в первый раз

Я ощутил, когда и не приметил,

Как глубоко пронзён стрелой, что метил

Мне в сердце бог, тайком разящий нас!

Фраческо Петрарка, Сонеты на жизнь мадонны Лауры, LXI

Сны, будто копясь до этого, обрушились на Мариэль. Возможно, прошло достаточно времени, чтобы забытое начало возвращаться. Либо сегодняшние воспоминания вскрыли запертую дверь в разум прежней Мариэль.