Катарсис. Темные тропы - Виталий Храмов

Блин! Вот это да! Настолько поразил он меня, что я не заметил, как вместо высокого Сируса передо мной оказалась стройняшка Волчица со своей чарующей красотой хищной кошки. Волосы распущены, тонкая рубаха на голое тело прилипла к взмокшему от волнения телу, обрисовав её стремительные формы гимнастки. Напряжённо смотрит на меня.

Что-то мне не хочется выслушивать от неё её версию одних и тех же событий. Хочется совсем другого.

– Присядь, красавица. Выслушал я этого болвана. Всё верно ты сделала! Так этому козлу и надо! И – сильнее! Ишь удумал! Ты ему, дерёвне медноголовому, всю себя отдала, а он нос воротит! И правильно ты сделала! Живи в своё удовольствие!

Как же мне доставила игра чувств на её удивлённом лице!

– А как же Сирка? – выдавила она.

– А он сам виноват! И вообще – ты-то чего голову забила? Куда он денется? Медной Горе не выстоять в Смуте без Волков! Он тебя и чумную возьмёт. Так что наслаждайся, девонька, жизнью! И даже не сомневайся – поведёт он тебя под венец, тут без вариантов. Если лучшего не найдёшь.

Задумалась, но упрямо мотнула головой.

– Нет, мне он нужен. Он – моё!

Я махнул рукой:

– Это вопрос решённый. Лилия задружилась со Старой Волчицей, а я сам отведу Сирку под венец. Так что смело гуляй сколько хочешь, с кем хочешь! Хоть в подоле принеси – все одно он от тебя никуда не денется!

Смотрит на меня огромными глазами.

– Да, – продолжил я, – времена наступают странные – надо успеть нагуляться. Хотя! И замужем гулять можно – не пикнет! Кто он, а кто – ты! А там – битвы, глядишь – сгинет, смело гуляй, уже не скрываясь! Не пискнет – не смотри так. Ему приходится за свой Дом думать – куда он денется?

– Мне тоже надо за свой Дом думать, – шепчет она.

– Тем более, что тогда вцепилась ты в этого демона? Бери пример с Огнянки – найди себе старого богатея, у которого уже не стоит, да живи себе богато и в своё удовольствие. Раз в месяц поразишь его своей красотой, своим умением и сладостью – свободна! И Дом свой поддержишь. И это тебе как помешает навещать своего красноголового демона, раз так уж он тебе так нравится? Да и что на нём свет клином сошёлся? Ты – умна, красива, свободна! Бери от жизни всё, пока молода и свежа! Будешь когда, как вдова Медного Властителя, придётся спать со старыми тощими уродами.

Смотрит на меня, прищурившись, взвешивая мои слова.

– Кстати, – говорю я, достаю камешек накопителя, кладу его на перевёрнутую бадейку липовую, – о Доме – думать надо.

Одним движением снимаю с себя рубаху, говорю ей:

– Свежая, юная, сочная, сладкая, покажи, чему научилась – твой камень!

Задыхается, молча хлопая ртом и выпучив глаза.

– Подумай – никто даже не узнает. Я же старый, пара минут – и камень твой. Даром!

Но она кинулась на меня, с ногтями, как когтями, с оскаленными зубами, с вырывающимся сквозь них рычанием, с кинжалом, невесть откуда выхваченным. Кинжал летит в угол, Волчица хрипит зажатая, скрученная так, что вздохнуть не могла. Но и я не могу удержаться – трещит ткань от подбородка до внутренней поверхности бёдер, разрываю разом и рубаху и штаны. Вот она вся передо мной! Её злость, её сила, её запах сводят с ума. Её жизненная сила, её кровь пьянят и дурманят. Её Сила была вкусной – тщетно она пытается вызвать Молнию на меня – вытягиваю из неё всю её Силу. Не могу удержаться – целую её в сочные молодые губы. А моя рука у её уха – шепчет ей на ушко:

– Да ладно, чё ты, чё ты? Подумаешь, разок? Выплюнешь – вся недолга!

Влетает Сирус. И со всего разгона – как натыкается на стену. Хотя почему – как? Пусть её, стену эту, и не видно, но она крепче стены мойни.

– Пшёл вон! – реву я.

Он пулей вылетел. За мгновение получить Полное Магическое Истощение – серьёзная угроза. Стоит прислушаться.

– Или позвать его обратно? – шепчет моя рука. – Пусть посмотрит? Позлишь его.

– Не-е-ет! – визжит она. – Не-е-ет!

– Сирус! – реву я. – Иди сюда!

Сирус входит. Прижался к косяку, стоит – не дышит.

Кинжал Волчицы взлетает в воздух, лезвие раскаляется добела. Сталь не течёт только потому, что ей мною не велено было своевольничать, а велено было сжаться до плотности нити лампы накаливания, зажав тело клинка невидимым гнётом, зациклив температурные изменения внутри этого кокона, сжимающего клинок, пропускающего только световые волны от раскаленного металла. И этого света хватило, чтобы Сирус видел всю красоту Лапки в моих лапах.

– Ну, зачем эти сложности, девонька моя? – спрашиваю я. – Вот камень, пара минут – он твой. Ты уже поняла, кто я. Разве тебе помешает такой покровитель? Вот покрою тебя – буду покровителем.

– Я убью тебя! – шипит она.

– Я – Смерть, меня не убить! – откровенно смеюсь я, чуть разворачиваясь, так, чтобы Сирусу лучше был виден объект торга – на сгибе спины. – Почему каким-то щеглам давала, а мне – нет?

– Я не продажная! С ними – только при нём! – Шипит Волчица от боли – в попытке говорить её воля и терпение слабеет.

– Так вот он. Дай даром. А камень я выбросил. Подберёшь.

И вдруг она вся обмякла. И заревела.

И я её сразу же выпустил. Спектакль окончен. У меня даже никаких желаний не возникло, к ней – я имею в виду. Физиология у меня не позволяет, подправлена она у меня одним садистом. Я человек и мужчина только с одной женщиной, с женой, которую мне не суждено вести под венец.

– За что вы так все издеваетесь надо мной? – ревела Волчица, свернувшись в комочек на полу. – Я всего лишь хотела быть для него – всем! Потому что жила им, дышала им, жила его жизнью! А он! Сказал, что не верна! Да для меня не было и нет мужчин, кроме него! Сказал, что я – девка! Я не могла понять – почему, как?! Не могла! Он зачем так сделал?!

– Не стой столбом! – шепчу Сирусу. Он бросается к ней, поднимает, как большого котёнка, прижимает к груди.

– Я же не хочу других! Но как помутнение какое – покрывали меня, все кому не лень. Я как умерла! Раз ему я не нужна – зачем я? Зачем? Только злоба Красной и давала жить мне, напоминала мне, кем я была! Как я её ненавижу за это! Вспоминаешь, что со мной делали… они! Я всего лишь хочу быть с ним рядом! Если ему я не нужна как единственная, буду той, какую он примет! Лишь бы рядом! И хоть иногда – с ним! Ему же нравится – после кого-нибудь меня, униженную, грязную суку…

– Дура! – рычит Сирус.

– Сам дурак! – визжит она, вдруг поняв, на чьих руках лежит.

Начинает бить его. Злобно. Кулаками – прямо в глаза, в нос, в губы. А он терпит. Лишь шепелявит мгновенно разбитыми губами:

– Прости! Не хочу тебя делить с другими!

– Поздно! – вдруг она перестала бить его, стала вырываться из мощных рук юноши. – Поздно! Огонёк права – я грязная девка!