На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг

Одна из них, состоявшаяся годом позже, привела к отправке 300 человек из Форта-Фикс в тюрьмы с более строгим режимом.

Иногда в духе американской законотворческой демократии на стенах автоматов появлялись обращения к родственникам «на воле» – поддержать тот или иной проект закона на уровне штата или страны.

Все поползновения хоть как-то подмаслить жизнь 2,5 миллионов американских зэков, «промотивировать» их исправление и уменьшить драконовские сроки уже лет 15 заканчивались полным фиаско.

С каждым днем жизнь за решеткой становилась все тяжелее. Страна впустую расходовала по 40 тысяч в год на каждого зэка – реабилитацией и подготовкой к жизни на свободе у нас и не пахло. Для 95 % заключенных тюремное заточение становилось пустой тратой времени.

Поэтому я лично драгоценные «телефонные минуты» на малоэффективную политическую борьбу не тратил. Элементарно не верил в ее успех, особенно после трехлетней безуспешной борьбы с ветряными мельницами.

Предпочитал говорить с любимыми и родными, друзьями и семьей.

Inmate Telephone System – «Телефонная система заключенного» любезно позволяла федеральному арестанту совершать звонки «на волю» из расчета 300 минут в месяц.

«Ура, целых пять часов!» – с радостью подумал я, узнав о «потолке» за полгода до ухода в тюрьму.

Но после первого же звонка доченьке и родителям еще из карантинного отряда на Северной стороне я понял, что десяти минут в день мне будет не хватать.

До своего памятного и печального ареста я пользовался двумя сотовыми и одним городским телефоном со всеми возможными на то время «прибамбасами». Об электронной почте я даже и не говорю.

…Через три месяца отсидки в следственных изоляторах я все-таки попал под вожделенный домашний арест.

Федеральный седовласый судья Браун из Ньюарка и хиппующая 30-летняя офицерша Службы досудебного содержания Южного округа Нью-Йорка миссис Веласкес отобрали у меня почти все «телефонные привилегии». Получив один-единственный телефон на проводе, я понял, что связь с миром являлась роскошью.

Которую до ареста я не ценил.

Доисторический 12-долларовый аппарат из магазина «Радио Шек» периодически падал и разбивался, поскольку его хозяин никак не мог привыкнуть к тянущемуся за ним многометровому проводу. Тогда кто-нибудь отправлялся в магазин за новым телефоном и кабелем.

Радиотелефон с «базой» и трубкой мне запретили – волны создавали помехи и мешали ФБР слушать разговоры. К тому же что-то нарушалось в налаженной цепи электронной слежки за преступником: окольцованная нога – приемная антенна на книжном шкафу; телефонный аппарат – спутник в космосе – пульт вневедомственной охраны – компьютер миссис Веласкес в Нью-Йорке – соседнее отделение полиции на 23-й авеню.

Человек привыкает практически ко всему.

Уже через полгода я свыкся с телефонными ограничениями и вместо сотового заново научился пользоваться уличными телефонами-автоматами. Более того, по собственному горькому опыту зная на себе всеобъемлющую систему слежки, подтвержденную видео-, аудио– и фото– доказательствами, я на глазах превращался в какого-то паранойствующего шпиона Гадюкина. Поэтому вот вам лирическое отступление: безумный сон Льва Маратовича…

Песня о Слежке.

«Дамы и господа, пожалуйста, отнеситесь к моему дружественному предупреждению со всей серьезностью! Если, конечно, вас интересует собственная свобода на ближайшие несколько лет, и если у вас хотя бы немножко (как писал поэт Михалков) «совесть не чиста». Даже в совсем малом – аппликейшенах[195] на получение кредиток или медстраховки для малоимущих, бизнесе на кэш[196] или иммиграционных шурах-мурах. Не говоря уж о чем-то другом.

Особенно если вы живете в Соединенных Штатах Америки…

Профессор Преображенский призывал не читать перед едой большевистских газет. Я иду дальше: все конфиденциальные переговоры и встречи надо проводить только в парилке, где нательные микрофоны практически невозможны! Идите в баню!

Также в обязательном порядке – забудьте про имейлы, сотовые и уж тем более домашние или рабочие телефоны!!!

Купите самую простую телефонную карточку, отойдите от вашего дома или офиса на 500 шагов, оглядитесь по сторонам, наберите пин-код и вызываемый номер в уличном телефоне-автомате.

Даже если вы звоните в ваш же город.

При этом, пожалуйста, говорите шепотом, а при особой необходимости – шифруйте сообщения.

Во время разговора желательно выставить на шухере сообщника, который будет следить за обстановкой и что-то громко напевать, чтобы заглушить возможную внешнюю прослушку из соседнего авто.

Фэбээровская или полицейская машина может быть замаскирована подо что угодно, вплоть до нью-йоркского желтого такси, «Скорую помощь» или даже ковра-самолета.

Со мной бывало и не такое. Кто бы мог подумать!

И пожалуйста, никогда не думайте, что все обойдется и вы никого не интересуете!

«Старший брат» не дремлет: ему надо знать о вас любую мелочь. Повторяю – любую!

Уверен, что это только начало, нас ждет много «прекрасных» разоблачений и информационно-шпионских уотергейтов.

Господа-товарищи, привыкайте к новым реалиям! Предохраняйтесь!

И это не бред сумасшедшего, а обращение жизнелюба-реалиста, прошедшего через тернии и огонь и воду.

Не мне вам говорить – законы США в той или иной степени нарушают практически все, от сенаторов-конгрессменов до уборщика в сабвее.

Включая и нас, русских американцев.

Я не знаю ни одного человека, кто был бы стопроцентно чист перед несуразным американским законом.

Повторяю, ни одного!

Просто кто-то попадается, а кто-то нет; у кого-то есть деньги на адвокатов, а у кого-то нет; кто-то следит за своим «базаром», а кто-то – нет!

Поэтому, мои дорогие, будьте бдительны!

То ли еще будет!

Бля буду!

Вечно ваш,

маниакальный параноик Лева Трахтенберг»…

…«Звонки на волю» из федерального Форта-Фикс стоили не так дорого, как в первых двух тюрьмах. Но в то же время в несколько раз дороже, чем на свободе.

Если не звонить в Россию, то при существующем лимите в 300 минут, народ обходился 75 долларами в месяц.

В златоглавой проживали моя сестра и мама, поддерживающие своего нерадивого сына-брата словом и делом. Поэтому в их телефонных трубках время от времени раздавалось мое далекое приветствие: «Говорит голос Америки»!