Последние из Валуа - Анри де Кок

– Действительно, – ответил Сент-Эгрев, повторив движение товарища, – и чего это мы так несемся?

– Будто чего-то боимся, честное слово!

– Ты прав… будто нам есть чего опасаться!

– Не думаю, что у кого-то возникнет желание нас преследовать: ни у господина Орио… ни у господина Фрике! Хе-хе!.. Однако же он не спасовал, этот малыш Фрике! Вы видели, шевалье, как он на меня набросился?

– Да, и выбил твою шпагу.

– О, в бою подобные злоключения случаются с каждым!

– Да, с каждым, кто неловок.

– Каково! И это говорите мне вы, шевалье? Если я был и неловок с солдатом, то вас оруженосец совсем загонял и без моей помощи…

– Ладно, согласен: мы оба оказались не на высоте. Доволен?

– Вполне, и в частности тем, что мне удалось избавить вас от парня, который отнюдь не хотел вас пощадить… Хе-хе!.. Этот бедняга – итальянец! Какая необычная манера фехтования! Какие крики! Какие странные позы! Что до меня, то мне подобная манера знакома – раза три или четыре мне уже доводилось иметь дело с итальянцами, – и меня бы она не ошеломила. Но вы…

– Я… Уж не думаешь ли ты, что я испугался этого господина Орио?

– Боже упаси! Какой, однако, вы сегодня обидчивый, шевалье! Если вы на протяжении всего путешествия будете таким строптивым…

– Никакой я не обидчивый! Ты просто глупец!

– Благодарю.

– Вот только… если подумать… я нахожу постыдным для нас, что мы оказались столь… неловкими против двух парней.

– Эка невидаль! Я, в отличие от вас, не так самолюбив. И потом, один из этих парней уж точно не посмеется у себя в Риме над нашей неловкостью.

– Один – да, но вот другой…

– Другой? А какое нам, в общем-то, дело до того, что станет рассказывать этот господин Фрике? Мы что, вращаемся в обществе господина Фрике, а? Гм!.. Спорим, шевалье, я угадаю, что вас гложет? Держу пари, сейчас вы уже сожалеете, что мы не прикончили солдата, как оруженосца.

– Что ж, ты прав, и я готов это признать: мне неприятно, что этот пройдоха дал тягу. И потом, хотелось бы мне знать, чего ради спустя полтора месяца эта графиня Гвидичелли послала сюда своего оруженосца порасспрашивать о разграблении Ла Мюра.

– Мне и самому было бы любопытно это узнать, но, право же, шевалье, каким образом смерть господина Фрике – учитывая тот факт, что господин Орио уже мертв, – поспособствует удовлетворению нашего любопытства? Там, где один мертвец ничего расскажет, уж от двоих-то мы точно ничего не узнаем, поверьте мне на слово.

Сент-Эгрев пожал плечами.

– Пусть мертвые и молчат, но у них есть карманы, которые о многом могут рассказать, – промолвил он.

Ла Кош хлопнул себя по лбу.

– Верно! Нам следовало обыскать этих господ. Подобная операция была бы тем более полезна, что обычно, помимо документов, в карманах водятся деньги. Эта графиня Гвидичелли определенно не стала бы посылать оруженосца за сотню льё без полного золотых монет кошелька. А теперь солдат отвезет все в Париж – и кошелек, и бумаги! Что ж, шевалье, то, что отложено, еще не потеряно! Мы ведь тоже направляемся в Париж и окажемся там по меньшей мере на несколько часов раньше господина Фрике – этому малому ведь еще нужно было получить распоряжения от своего товарища… закрыть ему глаза… уплатить по счету… Вы видели, сколько всего съели и выпили там эти парни? Похоже, у оруженосца действительно была при себе немалая сумма. Что мешает нам дождаться где-нибудь господина Фрике и продолжить наш с ним разговор с того самого момента, где мы остановились? Это единственная дорога, что ведет в Париж, так что этому юноше не избежать встречи с нами. Что вы на это скажете, шевалье?

Слушая капитана, Сент-Эгрев предавался и собственным мыслям.

И, судя по всему, его посетило озарение, так как, улыбнувшись, он сказал:

– Я думаю, мой дорогой Ла Кош, что, как я того и желаю… как мы того желаем… господин Фрике уже в самом скором времени окажется в наших руках, и на сей раз нам не придется даже вступать с ним в эту… глупую битву.

Ла Кош смотрел на товарища широко раскрытыми глазами.

– Не понимаю… – только и смог он вымолвить.

– Вскоре поймешь, – ответил Сент-Эгрев. – Если я объясню все сейчас, то, что я для тебя приготовил, уже не будет сюрпризом. Но тем хуже! Слушай же: четыре дня назад, когда барон дез Адре, мой глубокопочитаемый батюшка, любезно разрешил нам, тебе и мне, спустить в столице все те экю, что мы заработали в Ла Мюре, я, если помнишь, тут же написал в Париж, дабы уведомить о нашем скором приезде…

– …одного дворянина из ваших друзей, господина Барбеко, проживающего на улице Трусс-Ноннен, – я видел адрес. Да, я помню, и что же?

– А вот что. Известно ли тебе, кто такой этот Барбеко, Ла Кош?

– Нет еще, но станет известно, когда вы мне это сообщите.

– Мой заместитель.

– Ваш заместитель? Но в чем?

– В очаровательной компании людей, которые не гнушаются зарабатывать себе на жизнь всем, чем придется. Мы зовемся Остатками дьявола.

– Остатками дьявола! Да уж, странное имя вы дали вашей… компании.

– Это не я так ее назвал, а все мы.

– Полноте! И по какой же причине?

– По той, что она состоит из бывших аргулетов[17], отличившихся в том или ином сражении, где, в большинстве своем, они потеряли кто глаз, кто руку, кто ногу…

– А, так вот в чем суть! Теперь я уловил смысл эпитета: остатки, но остатки храбрые! И вы командуете таким отрядом, шевалье? Поздравляю!

– Благодарю. Видишь ли, они бесцельно слонялись по Парижу в поисках приключений, я объединил их, организовал, упорядочил. Короче…

– Короче, тот сюрприз, который мне приготовили…

– Заключался в том, чтобы по прибытии в столицу тебе их представить.

– Что ж, я, конечно же, весьма польщен. Но сколько их, ваших Остатков?

– Сорок человек.

– Сорок человек! Да с таким отрядом, при надлежащем руководстве, можно совершить немало славных вылазок. Итак, вы предупредили вашего заместителя Барбеко…

– Что мы выедем 21-го, и в ночь с 27-го на 28-е он должен встретить нас, со всем отрядом, примерно в двух льё от Парижа, в Шарантоне.

– Превосходно! Там же, в Шарантоне, мы и проведем смотр вашего войска.