Анна Австрийская. Первая любовь королевы - Шарль Далляр

Он решался уже, однако, уйти, когда вдруг вспомнил, что в лавке чулочника он видел большое объявление о том, что отдается комната внаймы. Это было последнее средство.

«Он теперь живет на этой улице, это верно, — думал Пасро, — и кардинал прав. Носовой платок указывал ему на дом, в котором он должен жить, а ключ этот должен был отворить ему дверь. Но который это дом? Чтобы найти его, пришлось бы осматривать все, с погреба до чердака. Это невозможно. Только можно рассудить таким образом: вошел он туда ночью и выйдет ночью. Но выйти он должен. И если бы мне пришлось караулить его десять ночей кряду, я увижу же его наконец на этой улице».

Чрез десять минут Пасро нанял комнату в доме чулочника. По счастливой случайности, эта комната находилась на втором этаже и имела два окна на улицу, так что можно было следить глазами с одного конца улицы до другого, справа и слева. Пасро решил сейчас, что он переедет на новую квартиру на другой же день. Но так как он был убежден, что Поанти не покажется днем, ему не оставалось ничего больше делать, как бродить около отеля Шеврез. Там видел он накануне мнимого нищего, спутника Поанти, который, сняв с себя нищенский костюм, мог не иметь причин не выходить днем. Пасро, как он хвастался кардиналу, рассчитывал узнать его в каком бы то ни было костюме, если увидит его случайно. Он вышел с улицы Этюв на улицу Сент-Онорэ и не сделал и десяти шагов, как вдруг отскочил назад, ища глазами какого-нибудь углубления, чтобы спрятаться. Он приметил среди улицы молодую женщину, направлявшуюся в его сторону, и в этой молодой женщине узнал Денизу. Дениза так далеко от Валь де Граса и в том квартале, где находился Поанти! Куда же шла она? Дениза не дала ему времени отыскивать разрешение этого вопроса. Из-за угла той двери, где он спрятался, он увидел, как она вошла в отель Шеврез, не в скрытую дверь, в которую вошел человек накануне, а в ворота, как женщина, не желающая скрывать своих поступков. Правда, молодая девушка не приметила его. Пасро нечего было спрашивать себя, куда она идет. Он это знал, только ему хотелось угадать, зачем она пришла в отель Шеврез, а это было если не невозможно, то, по крайней мере, очень трудно. К кому адресоваться, чтобы это узнать? Дверь отеля была отперта, и перед этой дверью на улице стояли зеваки. Дениза принуждена была пробираться между ними. Пасро, в уверенности, что молодая девушка не оглянется и что он не рискует быть замеченным ею, подошел к отелю и присоединился к толпе, а сам между тем рассуждал таким образом:

«Вчера вечером она выпустила через сад этого барона Поанти и нищего, его товарища, которого я видел после входящим сюда, в этот же отель. Стало быть, она пришла сюда сегодня по какому-нибудь делу, касающемуся одного из них, и, должно быть, барона, потому что она им интересуется более. Из двух одно: или она пришла сюда спросить, где она его найдет, и, узнав это, выйдет отсюда с тем, чтобы прямо пойти туда, или барон знает, где встретится с нею, и сам туда придет. В том или другом случае я должен принять свои меры, чтобы он не мог ускользнуть от меня сегодня, как ускользнул вчера».

Он увидел во дворе отеля человек двенадцать слуг, толпившихся около великолепной кареты, в которой герцогиня де Шеврез должна ехать на праздник кардинала, и которую приготовляли для нее. Зеваки, остановившиеся пред воротами, у которых стоял швейцар в треугольной шляпе и с жезлом в руке, смотрели на эти роскошные приготовления, вытаращив глаза и разинув рты. Пасро приметил одного из них, походившего на лакея без места, который, по-видимому, не обедал два дня, и пробрался к нему.

— Какая хорошенькая девушка прошла здесь, — сказал он.

Голодный лакей взглянул на Пасро, и так как Пасро улыбался ему с любезным видом, он без всякого труда вступил с ним в разговор.

— Вы говорите об этой молодой женщине, которая сейчас проскользнула мимо меня?

— Именно.

— Фи! Самая хорошенькая девушка в Париже не стоит ломтя окорока. О красоте женщины можно судить только с полным желудком, а так как мой пуст уже двое суток, то я неспособен отличить урода от Венеры.

— Вы заставляете меня вспомнить, товарищ, — сказал Пасро, — что хотя уже более полудня, а я еще и сам не думал о завтраке.

— Я не переставал о нем думать, но чем больше думаешь, тем больше хочется есть.

— Так что вы голодны?

— Точно так.

— А если кто-нибудь вам предложит вкусный завтрак, вы заставите себя просить только для формы?

— Я совсем не заставлю себя просить.

— Но если тот, кто предложит вам завтрак, попросит взамен маленькую услугу?

— Только бы не денег; все прочее я готов сделать для такого учтивого человека.

— Пойдемте же завтракать. Мы лучше поговорим за столом.

— Прекрасно сказано! — вскричал голодный, обрадовавшись такой находке.

Чрез минуту Пасро и его собеседник сидели в небольшом кабаке, почти напротив отеля Шеврез. Единственное окно занятой ими комнаты на первом этаже кабака позволяло видеть все, что происходило во дворе отеля. С того места, которое они занимали, один справа, другой слева стола, никто не мог ни войти, ни выйти из отеля, не будучи примечен ими.

Пасро заказал вкусный завтрак и прямо приступил к вопросу об услуге, которая была и приятна, и легка. Дело шло просто о том, чтобы гость его оставался за столом как можно долее, то есть до той минуты, когда Пасро, который теперь собрался уйти, воротится и займет его место. В это время лакей должен был наблюдать, кто выйдет из отеля и кто войдет в него. Пасро описал барона де Поанти так подробно, как только мог. В случае если он войдет в отель, нечего было больше делать, как продолжать есть и ждать, когда он выйдет. А если он выйдет, тотчас надо было выйти из-за стола, последовать за ним и узнать, куда он уйдет. Если же, прежде чем он придет, молодая девушка, вошедшая в отель, выйдет оттуда, надо было бросить все и следовать за ней. Но взамен прерванного завтрака Пасро обязался, если ему будут сообщены сведения о том месте, где будут находиться барон или Дениза, заменить завтрак вкусным обедом и вдобавок подарить комиссионеру два пистоля, которых достанет на обед и на завтрак на целую неделю. Бедняга не верил ни глазам, ни ушам. Он чувствовал себя способным, если б не боялся виселицы более, чем крика своей совести, зажечь Париж с четырех сторон за одно экю, а теперь мало того что он наелся, как не наедался более полугода, ему предлагали два пистоля только для того, чтобы следить за двумя лицами, к которым он был совершенно равнодушен. Пасро, не будучи так голоден, как его собеседник, чувствовал, однако, надежду скоро удовлетворить свою ненависть, которая грызла его более, чем голод; он поел немного, выпил две рюмки вина и, заплатив заранее хозяину за издержки, ушел прямо к Люксембургскому дворцу.

Через два часа он вернулся. Кардинала он не видел, а видел аббата де Боаробера. Аббат, знавший, какую важность Ришелье приписывал всему, что происходило в отеле Шеврез, поспешил за приказаниями к его преосвященству и вернулся принести их Пасро. Он сказал ему, что де Кавоа в Лувре со своей ротой и должен остаться там весь вечер до отъезда короля, отправляющегося на праздник, который кардинал давал в тот вечер. Де Кавоа заранее получил инструкции. Если, как он предполагал, явится такое обстоятельство, что ему понадобится подкрепление, чтоб захватить барона де Поанти, виновного в убийстве гвардейцев и в мятеже, ему стоило только спросить капитана у луврской калитки со стороны улицы Этель. Тот также будет действовать по полученным инструкциям. Пасро ничего более и не хотел. Он поспешно вернулся. Его собеседник, верно соблюдавший полученное приказание, еще сидел за столом. Ни Дениза, ни барон де Поанти не показывались. Пасро, успокоившись на этот счет, встал за окном и ждал. Он не мог предположить, чтобы Дениза ночевала в отеле Шеврез, и так как она должна была выйти оттуда рано или поздно, он решился не сходить с места, пока она не выйдет.