Анна Австрийская. Первая любовь королевы - Шарль Далляр

Настала ночь. Насытившийся лакей наконец заснул на скамейке, положив голову на стол. Тогда Пасро, чтобы лучше видеть, не рискуя быть примеченным, задул свечу и отворил окно. Дверь отеля была заперта, но фонарь у крыльца был зажжен, и таким образом часть двора была освещена.

Прошло довольно много времени. Потом вдруг во дворе сделалось движение, карета выехала из сарая и встала перед крыльцом. При свете фонаря Пасро узнал, что карета была темного цвета, что у нее не было фонарей, а на кучере — ливреи. Через минуту на крыльце появилась женщина, проворно спустилась с крыльца и села в карету. Пасро тотчас узнал Денизу. Тихо затворив окно, он вышел на улицу. Куда уехала Дениза? Это надо было узнать во что бы то ни стало, а чтобы узнать, надо было следовать за ней. Пасро побежал во всю прыть. Что-то говорило ему, что он встретит Поанти, который на этот раз уже не ускользнет. К счастью для Пасро, карета ехала не скоро и не долго. Ползком добрался он, когда карета остановилась, до угла моста и спрятался там, удерживая дыхание; он слушал молодых людей, которые, не подозревая шпионства, разговаривали свободно.

Мы видели, как, посмотрев на карету, увозившую Денизу и Поанти, он побежал за капитаном гвардейцев кардинала. Теперь Поанти не мог от него ускользнуть. У калитки Лувра со стороны улицы Этель он велел спросить де Кавоа. Тот, помня приказание кардинала, не заставил себя ждать, а когда узнал, что дело идет о том, чтобы арестовать барона де Поанти, выбрал восемь решительных гвардейцев, под начальством офицера, и вывел их из Лувра. Пасро догадался, что карета воротится тою же дорогою. Он поставил в засаду гвардейцев недалеко от отеля и дождался, когда Поанти поехал обратно из отеля Шеврез.

Поанти, еще под влиянием сладострастного упоения, в которое его привела прекрасная герцогиня де Шеврез, позволял себя вести с завязанными глазами, не говоря ни слова, к ожидавшей его карете. Дениза подражала его молчанию. Но очутившись в карете возле молодой девушки, Поанти, упоение которого прошло на чистом воздухе и которого преследовало угрызение совести — увы! слишком позднее, — тихо произнес имя Денизы. Этот зов остался без ответа.

— Дениза! — повторил молодой человек.

Дениза и на этот раз как будто не слышала. Тогда Поанти, удивленный этим безмолвием, протянул руку и ощупью стал отыскивать руку молодой девушки.

— Не дотрагивайтесь до меня! — вскричала Дениза с ужасным испугом. — Если вы до меня дотронетесь, — продолжала она тоном, который не оставлял никакого сомнения насчет ее решимости, — я отворю дверцу и брошусь под колеса.

Лошади, ехавшие до сих пор довольно скоро, вдруг поехали тише. Поанти, изумленный движением, словами и тоном Денизы, не успел потребовать от нее объяснения: карета вдруг остановилась. Поанти подумал, что они приехали, и чтоб не показать кучеру, что из-за нескромности Денизы он знает, куда его привезли, он должен был сохранять повязку до тех пор, пока его оставят одного, и не думал приподнять ее. Дверца отворилась. Поанти вообразил, что ее отворил кучер; он протянул руку, чтобы ощупью схватить в темноте руку, которую должны были протянуть ему, а ногою старался встать на подножку. В ту же минуту его схватили, оттолкнули назад и опрокинули на подушки, с которых он встал. Восемь сильных рук держали его.

— Измена! — закричал он. — Дениза!

Его последнее слово замерло, потому что из его повязки сделали ему кляп. Дениза не отвечала. Пораженная страхом при этом нападении, которого она не ожидала, и сознавая, при виде шести солдат, ворвавшихся в карету, бесполезность всякого сопротивления, она выскочила и хотела бежать. Но Пасро увидал ее и сказал офицеру:

— Захватить эту молодую девушку так же важно, как и барона де Поанти. То, чего один не захочет сказать его преосвященству, другая скажет, может быть. Не позволяйте ей убежать.

Тон прокурорского клерка был так настоятелен и капитан, по-видимому, приписывал такую важность аресту барона де Поанти, что, хотя офицер не получил никакого приказания относительно какой бы то ни было женщины, он колебался с минуту. Узнав Пасро по звуку его голоса, Дениза не могла удержаться, чтобы не вскрикнуть от ужаса, а потом и от испуга, когда увидела, что один из гвардейцев, истолковавший, без сомнения, нерешимость начальника как знак согласия, встал перед нею, преграждая ей путь. Между тем остановка кареты, борьба Поанти с гвардейцами, покушение Денизы на побег не могли не сделать некоторого шума. Некоторые обитатели соседних домов отворили окна с хладнокровием, свойственным парижанам, привыкшим к смутам и дракам. Только когда они удостоверились, что действующие лица этой сцены были в мундирах кардинальских гвардейцев, они притаились.

Но в ту минуту, когда испуганная Дениза закричала, когда офицер, может быть, решился бы отдать строгое приказание в пользу Пасро, блестящая кавалькада въехала на улицу и вдруг осветила всю сцену, происходившую до тех пор в темноте, и изменила развязку для одного из главных действующих лиц. Кавалькада эта состояла из шести гайдуков в ливрее дома Монморанси, потом из восьми лакеев с факелами и из двенадцати пажей. За ними ехали два дворянина величественной наружности на великолепных лошадях. Это были герцог де Монморанси и граф де Морэ, отправлявшиеся со свитой, приличной их званию, на праздник, который Ришелье давал в этот вечер. При виде группы, загораживавшей часть улицы, гайдуки замахали своими длинными тростниковыми палками, крича во все горло:

— Посторонитесь!

Лакеи замахали факелами, а пажи завизжали дерзкими голосами:

— Пропустите герцога де Монморанси и графа де Морэ! Пропустите!

— Что там такое, Морэ? — спросил герцог, приподнимаясь на седле.

— Какая-то карета остановлена, женщина дрожит от страха, и человек шесть солдат, похожих на гвардейцев кардинала.

— Действительно, я узнаю среди них гвардейского офицера.

— Это правда.

— Но я узнаю еще другое, — продолжал герцог шепотом на этот раз, — ни этот офицер, ни кардинал, как они ни хитры, не угадают, если никто им не скажет, имя владельца остановленной кареты. Посмотрите, Морэ, эта карета без герба, никто не может знать, кому она принадлежит, потому что кучера не видно, он, наверно, убежал, а я знаю лошадей и один могу их узнать. Их продал при мне месяц тому назад нормандский барышник угадайте кому?

— Как я могу угадать?

— Он продал их д’Арвилю.

— Любовнику герцогини де Шеврез?

— Любовнику? Может быть, но он скорее ее тайный и скромный поверенный по делам. Понимаете ли вы, Морэ? Эта карета принадлежит герцогине. То, что здесь происходит, может быть гораздо серьезнее, чем мы думаем.

— Всякое дело серьезно, в котором участвует кардинал.

— Да, но это дело может быть еще серьезнее других, может быть, тут участвует не одна герцогиня.

— Каким образом?

— Кто знает, не скрывается ли за герцогиней королева?

— Королева! Вы, может быть, правы. Поступки герцогини де Шеврез часто служат передачей мыслей Анны Австрийской.