Южный бунт. Восстание Черниговского пехотного полка - Оксана Киянская

Но историки не правы: короткая жизнь младшего брата васильковского руководителя отразилась в большом количестве разнообразных документов. Документы эти позволяют сделать выводы о личности и мотивах поведения Ипполита Муравьева-Апостола с немалой степенью достоверности.

Ипполиту Муравьеву-Апостолу в 1826 году было не 19, а 20 лет: он родился в Париже 7 августа 1805 года[354]. Младший представитель знаменитого декабристского «муравейника», Ипполит рано остался сиротой. Его мать, Анна Семеновна Черноевич, дочь сербского генерала на русской службе, скоропостижно умерла в 1810 году, когда сыну было четыре года. Кроме того, с детства он был обойден вниманием отца. Отец, сенатор и писатель, бывший дипломат Иван Матвеевич Муравьев-Апостол, вторично женившийся после смерти первой жены, отдал Ипполита на воспитание своей родственнице Екатерине Федоровне Муравьевой – матери декабриста Никиты Муравьева. Ипполит рос вместесмладшим братом Никиты Александром Муравьевым, впоследствии тоже ставшим заговорщиком.

В 1815 году отец забрал Ипполита у Екатерины Федоровны – несмотря на явное нежелание последней отдавать его. Но и после этого он подолгу не видел сына: известно, например, что осенью 1817 и зиму 1818 года Ипполит жил в Москве на попечении гувернера, отец же в это время «захлопотался» в своем имении в Полтавской губернии.

Образование, которое с ранней юности получал Ипполит, было чисто гуманитарным, классическим. В 1817 году Никита Муравьев сообщал матери: Ипполит «ничему не учился, кроме латинского и греческого языков». В изучении древних языков Ипполит явно делал успехи: к удивлению Никиты, двенадцатилетний ребенок на его глазах «переводил 1-ю песню “Илиады” с греческого». «Он имеет очень много способностей», – писал Никита матери.

Но для того, чтобы стать военным, знания латыни и греческого было явно недостаточно. Отец же не утруждал себя размышлениями о будущей карьере сына, забывал нанять ему учителей по другим предметам. И потому гувернер Ипполита, по-видимому, сочувствовавший своему воспитаннику, был вынужден нанимать ему учителей за собственные деньги[355].

В мае 1824 года, незадолго до девятнадцатилетия сына, отец отдал его учиться в Петербургское училище колонновожатых[356]. Училище это было гораздо менее престижным, чем Пажеский корпус. Однако и оно пользовалось популярностью в дворянских кругах: выпускавшиеся из его стен офицеры-квартирмейстеры быстро продвигались в чинах и – в итоге – делали хорошие карьеры. Однако нравы, царившие в этом учебном заведении, были суровыми: училище было казенным и закрытым, быт воспитанников строго регламентировался, отлучки дозволялись редко, в основном по праздникам. Строго воспрещались «курение, игра в карты, чтение книг, не разрешенных инспектором», а также «посещение театров, маскарадов, концертов, кондитерских, езда в экипаже». «За всякое нарушение установленных положений налагались разнообразные наказания, выговоры, лишение отпуска, занесение на черную доску, отделение за особый стол, разного рода аресты, наконец, исключение из заведения на службу в армию унтер-офицерами».

Военный историк Н. П. Глиноецкий, внимательно изучавший документы училища, был убежден: воспитанники относились к своим преподавателям «враждебно», как к «надзирателям и притеснителям». Эта вражда порождала в среде учеников озлобление и естественный протест, часто завершавшийся жестокими наказаниями. За три года существования этого заведения двадцать два его воспитанника были выпущены офицерами, а еще двадцать – разжалованы в унтер-офицеры или рядовые[357].

Несмотря на явные гуманитарные склонности, учиться Ипполиту было, по всей видимости, несложно: общий курс обучения составлял два года. Ипполит же проучился в корпусе несколько месяцев. По результатам выпускных экзаменов он получил чин прапорщика Свиты его императорского величества по квартирмейстерской части.

Матвей Муравьев-Апостол писал в мемуарах: буквально накануне трагических событий декабря 1825 года, «только что», Ипполит «выдержал блестящий экзамен, был произведен в офицеры генер[ального] штаба (т. е. в Свиту его императорского величества по квартирмейстерской части. – О.К.)»[358]. Из воспоминаний Матвея Муравьева следует, между прочим, что Ипполит ничего о заговоре не знал и уж тем более не ведал о том, какую роль в тайном обществе играют его старшие братья. Историки обычно принимают это утверждение на веру, однако в данном случае Матвей грешит против истины.

Во-первых, Ипполит окончил училище не «только что», а за девять месяцев до восстания: приказ о его выпуске из училища с чином прапорщика датирован 29 марта 1825 года[359]. Во-вторых, Ипполит был заговорщиком, и заговорщиком весьма активным. Несмотря на свой чин прапорщика квартирмейстерской части, он входил в тесный кружок офицеров-кавалергардов. Как и Свистунов, Ипполит состоял в петербургской ячейке Южного общества. На следствии показания об этом дали многие кавалергарды: и Свистунов, и Александр Муравьев – друг детства Ипполита, и поручик Александр Горожанский. Кроме того, об участии Ипполита в заговоре знал армейский офицер Владимир Толстой, член Южного общества, близкий к руководителю ячейки Федору Вадковскому. Ипполит был даже в курсе переговоров Васильковской управы с Польским патриотическим обществом: о факте этих переговоров он узнал от брата Матвея.

В десятых числах декабря 1825 года Ипполит получил назначение в штаб 2-й армии в Тульчин[360]. Назначение это было странным: видимых причин для его перевода из столицы обнаружить не удалось. Более того, жившая в Петербурге старшая сестра Ипполита Екатерина была замужем за полковником Илларионом Бибиковым. Бибиков занимал один из ключевых постов в армейской иерархии: он был начальником канцелярии Главного штаба армии, правой рукой начальника штаба генерала Ивана Дибича. Естественно, Бибикову не стоило большого труда добиться оставления юного прапорщика в Петербурге. Однако служить в столице его не оставили; более того, выехать к новому месту службы он должен был незамедлительно.

По-видимому, назначение Ипполита в провинцию было продиктовано не служебной необходимостью, а желанием родных – и прежде всего отца – оторвать его от дурной компании кавалергардов. Ипполиту не доверяли и не хотели отпускать к новому месту службы одного. Согласно показаниям Трубецкого Екатерина Бибикова просила его «взять с собой до Киева… брата ее родного Ипполита Муравьева-Апостола, назначенного во 2-ю армию». Но поскольку – в связи с надвигавшимися событиями – Трубецкой задержался в Петербурге, а приказ требовал немедленного отбытия Ипполита, родственники согласились на то, чтобы юного офицера сопровождал до Москвы Свистунов. Свистунов отправлялся в служебную командировку и в любом случае до Москвы должен был доехать.