Непоседа - Сергей Лукьяненко

То ли для пущего впечатления путника, то ли для вящего его устрашения, вдоль дороги стояли искусно выполненные статуи. Были здесь и мускулистые голые мужчины, готовящиеся бросить копье или увесистый диск (Тиана чуть покраснела и стала смотреть в сторону), и прекрасные обнаженные женщины (тут уже смутился Трикс) — расчесывающие волосы, смотрящиеся в зеркало или делавшие непонятно что — ибо у них от времени отвалились руки. Много было скульптур более невинных, в чем-то шаловливых — маленький писающий мальчик, девушка с рыбьим хвостом вместо ног, старичок с рожками на голове. Потом пошли скульптуры бытовые, обыденные: рыбачка с веслом, мальчик, дудящий в трубу, задумчивый молодой мудрец с книжкой в руках, кузнец с молотом на плече…

— Я думаю, учитель Абв не такой уж и страшный, — сказала Тиана. — Видишь — он любит искусство. А любовь к искусству присуща добрым людям.

— Может, это настоящие люди, — мрачно предположил Трикс. — Которых ассасины превратили в скульптуры магией и отравленными зельями.

Но Тиана его мнение не поддержала.

— Ну что ты! Вон, видишь, подряд стоят пять лысых старичков с кепками в руках! Что же, по-твоему, ассасины старичков-близнецов заколдовали? А вон еще один такой, но без кепки, рукой на замок указывает!

Трикс вынужден был с ней согласиться. Это и впрямь были всего лишь скульптуры, хотя и отобранные по непонятному принципу.

Все, кому доводилось подниматься в горы, знают, что больше всего утомляют не крутые склоны, а постоянный неспешный подъем. Дорожка из желтого кирпича была как раз такой — с виду нетрудной, а на деле выматывающей все силы. К тому же жаркий ветер пустыни дул не переставая, все сильнее и сильнее хотелось пить.

Каково же было изумление Трикса, когда на полпути к замку дорожка расширилась, превратившись в уютную площадку с замечательным видом на пустыню и ущелье. Со стороны пропасти площадку огораживали крепкие каменные перила, в тени скалы были высечены из цельного камня удобные, хоть и твердые кресла. А самое главное — там стояла еще одна статуя — девушка с кувшином, и из кувшина с журчанием била в маленький бассейн тонкая прозрачная струйка!

— Ура! — закричала Тиана. — Какие они добрые, ассасины!

Трикс недоверчиво посмотрел на бассейн. Ясное дело, что на любого могут наговаривать лишнего. В том числе и на ассасинов. Но такая безмерная доброта…

Тиана уже нагнулась над бассейном и протянула к воде руки.

— Стой! — завопил Трикс и схватил княгиню за плечо. — Не пей! Не трогай! Не глотай!

— Ты чего? — удивилась Тиана. — Это же вода…

— Подожди, — твердо сказал Трикс. — Как-то уж очень подозрительно все.

Оглядевшись, он заметил на каменистом склоне маленький, невзрачный белый цветочек. Привстав на цыпочки, сорвал его.

— Это мне? — восхитилась Тиана. — Эдельвейс… цветок безрассудной любви!

К сожалению, Трикс услышал ее слова слишком поздно — уже опустив цветок в бассейн. Несколько мгновений ничего не происходило. Потом цветок прямо на глазах стал красным, потом черным, а потом рассыпался в прах. Трикс осторожно вытащил стебелек — от него валил пар.

— Ты убил цветок нашей любви! — возмутилась Тиана.

— Я спас тебе жизнь! — закричал Трикс. — Это была отрава!

— Но цветок сгорел!

— Ты бы сама сгорела, зачерпнув воды! — продолжал негодовать Трикс. — При чем тут цветок?

Тиана отвернулась и сквозь слезы сказала:

— Почему все вы, мужчины, такие нечувствительные! Почему?

— Ну потому что мы мужчины! — всерьез обиделся Трикс. — И нам положено вначале подумать, а потом уже восхищаться цветочками!

— Идем, — сухо сказала Тиана. — Не хочу здесь оставаться.

Трикс, обиженный до глубины души, пошел вслед за Тианой. Он-то был уверен, что спас ее жизнь и заслуживает… ну, к примеру, доброго слова! Или даже пылкого взгляда и восхищенной улыбки! А в итоге — его ругают за то, что ассасины отравили не Тиану, а какой-то там цветок!

Будь Трикс немного старше и искушеннее в общении с прекрасным полом, он бы понял, что обижаться совсем не стоит. Это для мужчин, даже не совсем взрослых, куда важнее содержание — спасти от яда, защитить от злобного минотавра, вырастить урожай. А вот для женщин — и взрослых, и не очень, куда важнее форма — сказать красивые слова, изящно раскланяться, похвалить новое платье…

Впрочем, как ни странно, спасти, защитить и вырастить при этом тоже необходимо.

На самом деле Триксу еще очень повезло. Княгиня Тиана, то ли от того, что много времени проводила в общении с придворными, то ли в силу сиротства, то ли из-за унаследованной от знаменитой бабушки, леди Кадиве, авантюрности, обладала складом ума скорее мужским, или в соответствии с ее возрастом — мальчишеским. Поймай Трикс порхающую меж скал прелестную радужную бабочку и кинь ее в отравленный бассейн — из глаз Тианы не пролилось бы ни слезинки.

Но эдельвейс!

Цветок безрассудной любви!

Слишком уж запомнилась юной княгине сентиментальная летопись «Приключения Мерца Палье, отважного оруженосца, наделенного многими достоинствами и недостатками». Не раз и не два перечитывала княгиня этот знакомый каждой умеющей читать женщине труд, повествующий о пылкой любви храброго юного оруженосца и прелестной княжеской дочери. К многочисленным пятнышкам покоробленной бумаги — слезами благородных дам трех поколений Дилонов — добавилось изрядно слез, пролитых Тианой. И особенно много слезинок упало на те страницы, где раненный отравленной стрелой Мерц приносит к изголовью умирающей от того же самого яда княгини эдельвейс — цветок безрассудной любви, единственное средство, способное победить отраву. «О, возьми этот волшебный цветок, княгиня! — задыхаясь, шептал умирающий оруженосец. — Проглоти его, и ты победишь смерть!» «Нет, мой любимый! — твердо отвечала ему княгиня. — Съешь его сам, я хочу, чтобы ты остался жив!»

Кончилось плохо, все умерли.

Вообще-то при чтении Тиана постоянно задавалась неподобающими благородной даме мыслями (благородной даме, если честно, мысли не очень-то необходимы), как то: нельзя ли было разделить цветок на две части; неужели у княгини не хватало слуг, чтобы притащить ей с гор охапку эдельвейсов; что это еще за страшный яд, который лечится обычным цветком; не лучше ли все-таки уважить просьбу влюбленного юноши и слопать целебный цветок, ну хотя бы для того, чтобы тот умер с чувством выполненного долга, а не с внезапным запоздалым осознанием, что его возлюбленная — напыщенная романтическая дура.

Но такова была сила душещипательной истории, что даже при всей своей несуразности она запала в душу девочки крепко-накрепко. И когда в руке Трикса она увидела этот самый невзрачный эдельвейс (прочитав книгу, Тиана немедленно потребовала эдельвейсов, и к вечеру ей приволокли целый стог, так что цветок она хорошо запомнила), юное сердце восторженно встрепенулось.