Телепорт - Стивен Гулд

– Как же Хусейн мог это сделать?

Перстон-Смайт посмотрел на меня как на идиота:

– Хомейни жил в Ираке. После высылки из Ирана он отправился в священный шиитский город Ан-Наджаф. В общем, Хусейн велел Хомейни остановиться. Хомейни отказался, Хусейн изгнал его в Кувейт, власти Кувейта тотчас изгнали его во Францию. За пятнадцать лет из Ирака были изгнаны семьсот тысяч шиитов. Разумеется, шииты обижены. Сейчас, после войны, обида особенно сильна.

Я захлопал глазами:

– Понимаю, вы хотите дать мне общее представление о ситуации, только как все это связано с интересующими меня террористами?

– К ним мы и подбираемся. Кружным путем, но так даже лучше. Что вам известно о разнице верований суннитов и шиитов?

Вечерами после работы над своим горным жилищем в Эль-Солитарио я кое-что об этом читал.

– К суннитам принадлежит около девяноста процентов мусульман. Они признают четырех первых халифов после смерти Мухаммеда. Шииты считают праведным халифом только Али, двоюродного брата Мухаммеда, а его лучшего друга Абу Бакра – нет. Они верят, что после смерти Мухаммеда законных наследников пророка убивают и всячески ущемляют. Сунниты более консервативны. У них нет таких понятий, как богослужение и духовенство. Страны, в которых шииты составляют большинство, – это Иран, Ирак, Ливан и Бахрейн.

– Совершенно верно, – подтвердил Перстон-Смайт, явно удивленный, что у меня, задававшего глупые вопросы, такие знания. – Терроризм не приемлют даже шииты. Одно из предписаний Мухаммеда – защищать стариков, женщин и детей. Одно из девяноста девяти имен Аллаха – Всемилостивый.

– Хорошо. Допускаю, что большинству мусульман терроризм чужд. Я это учту. Но мне хотелось бы услышать о тех, кто приемлет терроризм. О тех, кто убил мою мать.

– Хорошо. – Перстон-Смайт откинулся на спинку стула и открыл папку, лежащую перед ним. – Захватившие рейс девятьсот тридцать два, по-видимому, были шиитскими экстремистами, членами «Исламского джихада», террористической организации, связанной с движением «Хезболла», что переводится с арабского как «партия Аллаха». Личность двух террористов нам неизвестна, но мы подозреваем, что главарем являлся Рашид Матар, сотрудничавший с Махмудом Аббасом, организатором захвата круизного лайнера «Акилле Лауро»[11]. Как ни странно, в участии Матара мы уверены именно потому, что жертвой выбрали вашу мать. Если не считать беспорядочных обстрелов, при захвате самолетов террористы первыми освобождают женщин. В восемьдесят седьмом году Матар участвовал в избиении нескольких итальянских проституток в Вероне. Он уехал из страны, едва избежав ареста, но в квартире, которую ему пришлось бросить, нашли автоматы и техническую документацию к самолетам разных моделей. В начале тысяча девятьсот восемьдесят девятого Матар бежал из Каира после того, как до смерти избил шведскую туристку. За день до захвата самолета Матара засекла камера видеонаблюдения в аэропорту Афин. Таких совпадений не бывает.

Перстон-Смайт протянул мне фотографию восемь на десять.

Фотографию увеличили, пересняв с газетной, а ту, похоже, пересняли с паспортной. Надпись под фотографией была на итальянском, и я разобрал только имя: Рашид Матар. Ксерокопия получилась с точками – пришлось держать ее на расстоянии, чтобы как следует разглядеть черты лица. Матар оказался моложе, чем я ожидал, вопреки всему прочитанному. Гладковыбритый, с темными кустистыми бровями, смуглый, но не такой, каким я представлял себе араба. Нос обыкновенный, подбородок слабый. Лицо длинное, худое, уши плотно прижаты к голове. Глаза темные, глубоко посаженные.

– То, что террористы не только не отпустили женщин, но и выбрали женщину в жертвы, явно указывает на Матара, откровенного женоненавистника.

Я показал на фото:

– Можно мне сделать копию?

– У меня есть другие, эту можете взять.

– Где сейчас Матар?

– Неизвестно. Мысли у меня есть, а уверенности нет.

Я стиснул зубы и стал ждать.

– Вы ведь понимаете, что это лишь предположение?

– Это обоснованное предположение, – уточнил я.

– Да, пожалуй. – Перстон-Смайт резко подался вперед и переплел пальцы. – Вскоре после освобождения заложников из Алжира в Дамаск вылетел административный самолет. О его пассажирах не говорилось ни слова, но взлетел он на глазах у алжирских журналистов. Выводы здесь следующие: во-первых, алжирские власти пообещали террористам воздушный коридор, если они отпустят заложников; во-вторых, террористы улетели в Сирию. Именно так случилось в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом после угона кувейтского авиалайнера.

– Так вы хотите сказать, что террористы в Сирии?

– После угона самолета «Кувейт эйрвейз» террористы наземным транспортом вернулись из Дамаска в Ливан и укрылись в долине Бекаа, которая считается опорным пунктом «Хезболлы».

– Так, по-вашему, они в Ливане?

– В этом нас хотят убедить. По-моему, террористы никогда не покидали Алжира. У меня есть друг в агентстве Рейтер, который говорит, что один участок аэропорта усиленно патрулировался Национальной жандармерией Алжира, в то время как журналистам позволили наблюдать за вылетом самолета. Мой друг – человек подозрительный: когда чиновники велят смотреть в одну сторону, он смотрит в другую. Поэтому он и заметил, как трое небритых мужчин в военной форме не по размеру усаживаются в грузовик, который под конвоем жандармов выезжает за территорию аэропорта. Мой друг считает, что одним из небритых мужчин был Матар, но как следует он его не видел.

– По-моему, очень вероятно, что террористы до сих пор в Алжире.

Я вышел из-за угла и приблизился к ее двери. Мутило от волнения, а дыхание сбилось, словно я долго бежал или получил кулаком в живот. Когда я потянулся к звонку, рука дрожала так сильно, что я опустил ее, решив дождаться, когда дрожь пройдет. Я собирался с силами, чтобы попробовать снова, когда Милли вдруг сама открыла дверь.

– Привет! – выпалила она, потом, медленнее и спокойнее, повторила. – По-моему, ты собрался передумать. Ты точно готов?

– Ну, прошло две недели.

Две недели с моего последнего письма.

– Я обрадовалась твоему звонку, но ты говорил как-то неуверенно.

Я пожал плечами:

– Нет. Просто… Просто… Я боялся.

Я не попытался ни коснуться Милли, ни приблизиться к ней. Я боялся до сих пор. Милли показала на открытую дверь:

– Ты зайдешь или мне надеть пальто?

– Я здесь подожду. Я не убегу. Честно.

– Ладно. – Милли неуверенно улыбнулась.