Телепорт - Стивен Гулд

Через минуту она вышла, накинув серое пальто.

– Куда пойдем? – Милли порылась в сумочке, вытаскивая ключи от машины.

Есть мне совершенно не хотелось.

– Не знаю. В любое место, куда хочешь ты.

– В любое место?

– В любое, куда мы можем попасть.

Милли посмотрела на тротуар, потом приподняла голову, из-под челки взглянула на меня и положила ключи обратно в сумочку.

– Я хочу поужинать в «Уэйверли-инне».

Теперь я удивленно на нее уставился. «Уэйверли-инн» в Вест-Виллидж, на Манхэттене. Я взглянул на часы. Время – шесть, значит в Нью-Йорке семь. Место для прыжка рядом с «Уэйверли-инном» я не помнил, зато помнил одно в десяти минутах ходьбы.

– Мне придется поднять тебя на руки, – объявил я.

Милли захлопала глазами, закусив верхнюю губу, потом сказала:

– Ладно, что мне делать?

Я встал у Милли за спиной и обнял ее за талию. Ее волосы оказались у самого моего лица, я чувствовал ее запах. Я замер на несколько секунд, пока Милли не начала ерзать. Тогда я поднял ее на руки и прыгнул к Триумфальной арке в Вашингтон-сквер-парк. Я отпустил было Милли, но потом снова обнял: у нее подкосились ноги.

Я подвел ее к скамейке в паре ярдов от арки.

– Ты как, ничего?

– Извини меня, – отозвалась Милли.

Вытаращив глаза, она смотрела то на арку, то на здания, то на улицу.

– Я знала, что ты так можешь, но не знала, что сделаешь. Если ты понимаешь, о чем я.

– Теоретические знания в контрасте с уверенностью. Понимаю, можешь не сомневаться. Еще понимаю, что потом ты начнешь сомневаться, хотя только что прочувствовала.

В Нью-Йорке было холоднее, чем в Стиллуотере, здесь уже подмораживало, и немногочисленные посетители Вашингтон-сквер-парка шагали быстро. Только пятница есть пятница, и жизнь в Вест-Виллидж кипела.

Милли медленно поднялась и спросила:

– Куда теперь?

Я повел ее вдоль границы парка. По пути Милли спросила про похороны, и я ответил, что все прошло нормально. Пожаловался на пастыря и рассказал про маминых подруг. Потом объяснил, что сделал с папой, когда тот появился на службе.

– Теперь я чувствую себя виноватым.

– Почему?

– Не знаю. Чувствую, и все.

Мы свернули на Уэйверли-плейс, и Милли после недолгого колебания проговорила:

– Твой отец плохо обращался с вами обоими, но, по-моему, ты понимаешь, что он тоже способен горевать. Понимаешь, что он по-своему любил твою маму. Гармоничными их отношения точно не назовешь, но ты винишь себя в том, что лишил его возможности скорбеть.

– Пусть скорбит подальше от меня! – выпалил я и понизил голос: – Наверное, ты права. Или же я виню себя в том, что бросил папе вызов.

– И такое возможно. – Милли кивнула. – А вот и «Уэйверли-инн».

Свободных столиков не оказалось, поэтому мы, чтобы не мерзнуть, пятнадцать минут прождали в фойе, стараясь не мешать официантам. Когда мы с Милли ели здесь в последний раз, то сидели на задней террасе, но ведь дело было летом.

Я рассказал ей про сержантов Уошберна и Бейкера и почему они меня разыскивали.

Милли нахмурилась, потом тихо посетовала:

– Ну почему ты мне сразу не сказал?

Я отвернулся и нервно сглотнул. Заводить спор из-за этого не хотелось. Милли пожала плечами:

– Ладно, наверное, я не дала тебе возможности сказать.

– Ну, мы тут оба хороши. – Я с трудом сдержал улыбку.

Старшая официантка подвела нас к столику в углу. Я выдвинул стул, и Милли села.

– Как ты это делаешь? – спросила она, прижав ладони к стеклянному подсвечнику, чтобы согреться.

Я поджал губы:

– Нужно взяться за спинку стула и выдвинуть его. Когда девушка устроится, нужно легонько подтолкнуть стул, чтобы девушка села ближе к столу.

– Ха-ха-ха. Trèsamusant![12]

Непохоже, чтобы Милли забавлялась.

– Как я делаю что?

Я прекрасно понимал, о чем она.

– Как ты… телепортируешься?

Я шумно выдохнул:

– Я называю это прыжками. Как это получается, понятия не имею. Прыгаю, и все.

Милли нахмурилась:

– То есть никакого специального устройства нет?

– Есть только я.

Поиграв с салатной вилкой, я пожал плечами и объяснил, как получилось в первый раз. Милли уже слышала историю в кровавых подробностях, но не слышала, как я спасся. Я рассказал ей о своих гипотезах, о попытках найти других прыгунов, об ограничениях при прыжках. Как отомстил потенциальному насильнику Топперу и парню из транзитного бруклинского отеля. Под конец я рассказал ей, как украл деньги.

– Что ты сделал? – Милли резко выпрямилась, вытаращила глаза и разинула рот.

– Т-ш-ш!

Другие посетители ресторана уставились на нас, живописно замерев кто с ложкой, кто с вилкой на полпути ко рту. Милли часто-часто моргала.

– Ты ограбил банк? – куда тише спросила она.

– Т-ш-ш! – Я почувствовал, что у меня горят уши. – Не устраивай сцену.

– Не затыкай мне рот! Не я банк ограбила.

К счастью, Милли понизила голос до шепота.

Подошел официант, и мы заказали выпивку: Милли – мартини с водкой, я – бокал белого вина. Я не знал, поможет ли вино, но решил, что не помешает.

– Миллион долларов? – переспросила Милли, когда официант ушел.

– Да, почти.

– И сколько осталось?

– А что?

Милли покраснела:

– Любопытно. Чувствую себя настоящей охотницей за деньгами!

– Около восьмисот тысяч.

– Долларов!

Мужчина за соседним столиком аж воду пролил.

– Господи, Милли! Хочешь, чтобы я оставил тебя здесь? Ты в полутора тысячах миль от дома.

Официант принес напитки и спросил, готовы ли мы сделать заказ.

– Пожалуйста, подождите немного. Мы еще даже не заглядывали в меню.

Милли глотнула мартини и скривилась.

– В чем дело? Коктейль не тот?

Милли покачала головой, сделала еще один глоток и снова скривилась.

– Коктейль отличный. Ты ведь не бросишь меня здесь, в Нью-Йорке? С собой у меня только пятнадцать баксов.

– Ну… могу оставить тебя в Центральном парке. Да и в Вашингтон-Хайтс кое-где еще довольно людно.