Одно идеальное лето - Пейдж Тун

Она колеблется:

– Один был гораздо хуже всех остальных.

– Кто?

Я беру со стола наполовину полную банку пива и доливаю в ее бокал.

– Один парень из Ирвина, – это город, в котором она жила в Шотландии.

– Как его звали?

– Энтони. Сейчас ему уже за тридцать.

– Правда? – удивленно спрашиваю я. Погодите… – Как давно…

– Мне было четырнадцать, – перебивает она.

У меня отвисает челюсть.

– Ему было двадцать восемь. Мило, правда? – Она допивает остатки пива.

У меня нет слов. Наконец я обретаю дар речи:

– Долго вы встречались?

– Довольно долго, – с горечью говорит она. – Он был не слишком хорошим человеком.

Похоже, это преуменьшение.

– Насколько все было серьезно?

Она знает, о чем я пытаюсь спросить.

– Очень серьезно, – с сарказмом отвечает она. – И он был весьма настойчив. – Она складывает руки на груди.

– Черт! – вырывается у меня. – Он должен быть в тюрьме!

– Он слишком умен. Когда он с тобой, тебе кажется, что ты самая счастливая девушка на свете. Он говорил, что любит меня, что хочет на мне жениться, но у него будут проблемы, если о нас кто-нибудь узнает, так что это наш маленький секрет. Он плакал, когда мы расставались. Сказал, что я разбила ему сердце, но он должен так поступить. Я была раздавлена. Чувствовала себя Джульеттой. – Она цинично усмехается. – Потом я узнала, что он делал то же самое с другой девочкой из моей школы. Бог знает сколько было еще…

– Ты должна обратиться в полицию! – кричу я.

– Нет. У меня нет доказательств.

– Уверена, ты можешь найти других девушек.

– Не могу. – Она отчаянно трясет головой. – Не могу пройти через все это снова.

– Он тебя изнасиловал? – шепчу я.

– Нет. – Пауза. – Но особо и не спрашивал.

– Так это было изнасилование!

– В глазах закона в любом случае было – я была несовершеннолетней. Не хочу больше о нем говорить, – вдруг прерывается она. – К тому же он был далеко не единственным мерзавцем. Похоже, я их привлекаю.

– Боже, – сочувственно говорю я, а потом вдруг чувствую злость. Злость на Джесси. – Чертов Уизли! – вырывается у меня.

Когда он приезжает на следующий день, я по-прежнему зла. Он врывается с крайне самодовольным видом.

– ЧАЙНА! – радостно вопит он.

– Привет, – сухо говорю я, не поднимаясь из-за стола.

– Что такое? – недоумевает он. – Где Эмили.

– Наверху. Видимо, прячется от тебя.

Он роняет сумки, и они с грохотом валятся на пол.

– Что? Почему?

– Как ты мог? – злобно спрашиваю я. – Почему ты ей даже не позвонил?

– Я написал тебе, – быстро отвечает он, а потом, немного обиженным тоном спрашивает: – Она сказала тебе?

– Нет. Я видела, как она выходит из твоей комнаты.

– Ой.

– Почему ты такой мерзавец?

– Погоди, – говорит он, выходя из комнаты. – Она ведь мне тоже не позвонила.

– Она думала, ты трахаешься со всей Австрией.

– Это не так, – твердо отвечает он. – Но она дает себе волю, только когда выпьет, а на следующее утро всегда странно ведет себя со мной. Я никогда не знаю, как себя вести и что думать.

– Она стесняется! – восклицаю я. – И не доверяет парням.

Похоже, Джесси изумлен.

– Почему?

– Сам спроси.

Он смотрит в сторону лестницы.

– Просто будь честным, – мягко говорю я. – Если она тебе не нравится, не обманывай ее.

– Кто сказал, что она мне не нравится?

– Правда? – Я воодушевляюсь. – Иди поговори с ней, – прошу я.

Он серьезно кивает и выходит из комнаты.

Они проводят наверху почти час.

– Где Уизли? – спрашиваю я, когда Эмили в одиночку спускается вниз.

– Принимает душ. – Она еле сдерживается от смеха.

– Все в порядке? – с улыбкой спрашиваю я.

– Да, – уверенно кивает подруга. – Да. Все в порядке.

Отношения Эмили и Джесси быстро расцветают, а я – в самой гуще событий, наблюдаю за их развитием. Сперва они стеснялись и смущались друг друга без чудодейственного эффекта алкоголя, но постепенно сделали шаг вперед, и теперь, заходя в гостиную, я постоянно вижу их на диване – сидят в обнимку и смотрят телевизор. Я за них счастлива – очень счастлива, – но теперь мне приходится проводить больше времени у Лукаса в Тринити.

Обычно на ночь я возвращаюсь домой, его кровать слишком мала, чтобы удобно спать на ней вдвоем, но одним воскресным утром я просыпаюсь у него в комнате. Прошлым вечером мы отправились в бар колледжа с Гарри и Мэтью, выпили чуть больше, чем следует, и в итоге я задержалась здесь. Открываю глаза и понимаю, что рядом его нет. Поворачиваюсь и вижу, что он уже проснулся, сидит в одном из кресел и смотрит на меня. На губах играет легкая улыбка.

– Ты в порядке? – спрашиваю я. У него странное, незнакомое мне выражение лица.

Он кивает, подходит к кровати и опускается передо мной на колени. Долго смотрит мне в глаза. Я уже собираюсь спросить его, что случилось, но он заговаривает первым.

– Я люблю тебя, – тихо говорит он.

Это первое признание, сказанное кем-то из нас.

Тем утром мы занимаемся любовью еще более чувственно, чем обычно.

– Не хочу возвращаться домой на Пасху, – говорит он мне позже расстроенным голосом. – Хочу остаться с тобой. – В его голосе трогательное отчаяние. – Может, уедем куда-нибудь? Вдвоем?

Я задумываюсь. Родители хотят, чтобы я приехала домой, но я стала опасаться этого после Рождества, когда мои чувства к Джо усилились и вышли из-под контроля. Папа вернулся на работу в конце января, и мама говорит, ему уже гораздо лучше. Они приезжали ко мне в прошлом месяце и наконец познакомились с Лукасом – по-моему, все прошло хорошо. Он такой вежливый и обходительный, что просто не может быть иначе.

– В принципе, можно, – с сомнением говорю я. – Но сначала мне нужно поговорить с родителями.

Он кивает и снова заключает меня в объятия.

В конце концов мы находим компромисс. Я на несколько дней отправляюсь домой без Лукаса, пока он с головой уходит в подготовку к грядущим экзаменам. Он настаивает, что отвезет меня в Лондон сам, и обещает забрать меня в понедельник. Но когда мама узнает, что ему не с кем провести пасхальное воскресенье, то настаивает, чтобы он приехал на день раньше. Папа делает вид, что спокойно относится к тому, что у нас останавливается мой парень, а мне лишь остается догадываться, что думает Лукас о скромной лачуге родителей. Я не спрашиваю, но все мы испытываем легкое облегчение, когда приходит пора уезжать.