Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории - Питер Акройд

В начале войны русские заняли два региона — Валахию и Молдавию, которые сейчас вместе с Трансильванией составляют Румынию. Абердин думал только о мире и компромиссе, но другие члены кабинета с ним не соглашались. В самом начале войны Абердин сказал Джону Брайту, что испытывает «огромное горе и чувствует, будто каждая пролитая капля крови падает ему на голову». Позднее его сын вспоминал, что он отказался перестраивать заброшенную церковь в своем имении, поручив это преемнику, поскольку в книге Паралипоменон (Ветхий Завет) говорится: «Ты не должен строить дома имени Моему, потому что пролил много крови на землю пред лицем Моим».

В феврале 1854 года более пяти дивизий пехоты и одна кавалерийская дивизия направились через Мальту в северную часть Крыма, рассчитывая решить дело за два-три коротких сражения. Разве Англия с ее железными дорогами, электрическим телеграфом и винтовым пароходом не была хозяйкой мира? Пожалуй, еще важнее было то, что англичане имели на вооружении дульнозарядные ружья Минье, названные по имени своего французского создателя.

Итак, народ радостно провожал солдат, марширующих к своим казармам, аплодисментами и песнями. Вскоре пение прекратилось. Через 8 дней после объявления войны лорд Джон Рассел отозвал предложение о дальнейшей законодательной разработке избирательной реформы в связи с более значимыми событиями и сразу после этого, как сообщают современники, «в припадке истерических рыданий» опустился на пол палаты общин. Это было не лучшее время для проявления слабости. Последовавшая война уничтожила мир, длившийся с 1815 года, и положила начало долгому периоду, в течение которого все великие державы поочередно воевали друг с другом. С 1853 по 1880-е годы Англия участвовала в европейской войне один раз, Франция — трижды, Австрия — трижды, Россия — дважды, Германия (Пруссия) — трижды, Италия — дважды, Дания — один раз и Турция — дважды. Неудивительно, что Европу иногда сравнивали с военным лагерем. Периоды мира были непрочными и такими же опасными, как периоды войны. Обескураживало и то, что во многих случаях бывшие враги становились союзниками. Французы столетиями грызлись с англичанами, но теперь были вынуждены приветствовать их, словно новообретенных родственников.

В этот период Палмерстон не отвечал за внешнюю политику, однако он решительно выступал против России и утверждал, что Британия в случае необходимости должна заключить союз с Турцией. Выбор стоял между двумя одинаково несимпатичными деспотами, но английская публика (по крайней мере, та ее часть, которая читала газеты) разделяла страх Палмерстона перед русскими. Абердин еще продолжал держаться среднего курса, когда русские выдвинулись из своего порта в Севастополе в Крыму и потопили турецкий флот в Синопской бухте на Черном море. Это окончательно определило направление британской и французской политики. Война против России могла дать французам шанс запоздало отомстить за судьбу Наполеона в 1812 году. Англичане руководствовались скорее инстинктом: то, что одна иностранная держава потопила на море флот другой иностранной державы, бросало вызов британскому морскому владычеству. 14 декабря Палмерстон покинул правительство, но через 10 дней вернулся в свой кабинет. Все это было очень загадочно, таинственно и, пожалуй, необъяснимо. Что им двигало: старая вражда против Рассела или несогласие с вялой военной политикой Абердина? Общественное мнение не любит вакуума. Именно в этом году впервые появился термин «прагматичная политика».

Вскоре распространился слух, что во внутренних кругах правительства существует пророссийский заговор. Кто же был, по выражению Morning Advertiser, «проводником русских желаний и пособником русских целей»? Подозрение вскоре пало на единственного иностранца, занимающего при дворе видное положение, — принца Альберта. Если судить по речи и обычаям, он действительно был «чужаком». Разве он не говорил с ярко выраженным акцентом? Некоторые даже шептались, что его посадили в Тауэр за измену. Распространение этих слухов привело королевскую чету в состояние нервного истощения. «Со вчерашнего дня мне ужасно тоскливо, — писал принц своему товарищу, — и сегодня мне пришлось весь день провести дома».

Ходили слухи, что русские давно готовятся к войне, и это стало еще более очевидным после событий в Синопской бухте. Британия потребовала, чтобы русские корабли покинули Черное море. В первые недели 1854 года возникло ощущение, что события набирают обороты. «У нас на руках, — сказал Николай I английскому послу в Санкт-Петербурге, — больной, тяжелобольной человек. И я скажу вам откровенно, будет большим несчастьем, если в ближайшие дни он покинет нас, особенно если прежде не будут сделаны все необходимые приготовления». Этим «больным человеком» были Турция и Османская империя. Зловещие слова царя идеально отражают атмосферу того периода — завуалированная угроза, намек на агрессию и смутно проступающий за ними холодок стали. Итак, русские, по-видимому, ждали этого момента. Лорд Шефтсбери сказал в палате лордов: «Это был давно разработанный гигантский замысел, возникший много лет назад и теперь подлежащий исполнению». Чем пафоснее риторика, тем охотнее в нее верят.

Палмерстон опасался, что Россия может оттеснить Турцию, Абердин скептически относился к пребыванию европейцев под властью турок. Кабинет министров разделился, и незадолго до того, как Англия вступила в войну, Дизраэли сказал в палате общин: «Хотел бы я знать, каких военных успехов собираются достичь люди, которые еще не определились с целью войны». В рядах английского верховного командования, не знавшего, когда и куда они отправляются, нарастало нетерпение. Когда начнутся бои?

Турки считали, что борются за выживание, в то время как русские стремились укрепить и защитить свою империю. Союзники Турции — Франция и Англия — сосредоточили внимание на Севастополе, откуда ранее вышел флот, потопивший турецкие корабли у Синопа. В середине сентября союзники высадились в Каламитском заливе, на западном берегу Крымского полуострова, и через несколько дней произошло первое сражение на берегах реки Альмы. В ожесточенной, яростной битве британской пехоте, в которой особенно отличились шотландские полки, удалось в конце концов разбить русских. Один из британских полковников сказал: «Нам придется повторить бой завтра на новом месте и, возможно, еще не раз сразиться, прежде чем мы достигнем порта Севастополь». Главнокомандующий британской армией лорд Раглан отправил министру иностранных дел депешу, в которой заявил: «Все наши опасения сосредоточены у последнего рубежа в Севастополе». Эта мысль не давала никому покоя.

Сражение на Альме предсказало характер этой войны. Путешествующий современник, осматривая погибших, закутанных в льняные полотнища, спрашивал: «Что эти люди могли знать о турецком вопросе? И все же они шли в бой, дрожали от страха, корчились в агонии. Теперь их отцы и братья, сестры и матери плачут, надрывая сердца, во всех окрестных дунайских княжествах». Многие надеялись, что солдаты двух могущественных держав быстро расправятся с русскими. Ожидания не вполне оправдались. На глазах у группы заинтересованных наблюдателей, следивших за происходящим с бутылками шампанского и оперными биноклями, погибло почти пять тысяч человек. Для зрителей это были совершенно новые ощущения: настоящая битва, кровавая и грязная, с разлетающимися во все стороны осколками. Они читали воспоминания о Наполеоновских войнах, но это не могло подготовить их к реальности, полной криков и зловония. Сорок лет мира не сделали никого готовым к войне.