Радужное тело и воскресение. Духовное достижение, растворение материального тела и случай Кхенпо Ачо - Фрэнсис В. Тизо+

бодхисаттвами на «необратимом» восьмом (непоколебимом) уровне. В контексте более радикального подхода тантрического буддизма это означает достижение изначального состояния, самайи, когда человек сохраняет состояние внимательности всегда, в любых действиях. Однако также есть риск, что это утверждение выражает «этернализм», когда существо остаётся в высоком духовном состоянии, не достигая более динамичного взгляда на непрерывный процесс освобождения. Обращение к понятию «беспрепятственного» – очередная аллюзия на «Абхидхармакошу» Васубандху, который определяет элемент пространства как «то, что не препятствует», открывая традициям практики медитативный опыт всеохватного сознавания, подобного пространству. В Kephalaia Gnostica именно это Евагрий понимает под «необходимым знанием» космоса.

Симон Пётр, если это так, то огромная польза, которую приносят неисчислимые и милосердные благословения, непостижима умом. Потому я размышляю: если ум не может этого постичь, что же можно сказать? Если я говорю о реализации, а затем не могу обрести её, тогда я не в силах утвердить отсутствие препятствий209. Потому я утверждаю отсутствие желания, отсутствие умственных действий, отсутствие заслуг и отсутствие реализации210. Если эти четыре принципа верны, без преувеличения можно сказать, что можно подняться над спорами о прочем: быть кротким и скромным, свободным и терпеливым и обладать в себе211 великим состраданием. Любой, чьи страсти не безграничны, сможет полноценно воспринять закон, что управляет всеми вещами212, и обрести абсолютно высшее: возможность обрести абсолютно высшее – то, что называют путём покоя и радости.

Этот отрывок отлично показывает, что буддийские побуждения к совершенному просветлению и духовному развитию бросали вызов стандартным христианским формулировкам спасения. Словно вторя «Сутре сердца», этот христианский автор дополняет буддийские сотериологические утверждения христианскими добродетелями, и это очень напоминает стратегию, которой следовали многие ранние практики дзогчен, чтобы избежать споров с реформаторами – сторонниками Атиши, Дромтонпы и более поздних критиков, таких как Сакья Пандита и Бутон.

Тогда Симон Пётр снова поднялся на ноги, поклонился и разразился восхвалениями, воскликнув: «Велик высший и неповторимый Досточтимый213! Поистине велик высший и неповторимый Досточтимый! Он может разъяснить таинственный высший закон: по сути, этот закон – глубокая тайна, непостижимая для ума. Сам я ещё не начал постигать его смысл. Посему я хотел бы, чтобы ты снова дал мне наставления. Ты, о Досточтимый, утвердил отсутствие желания, отсутствие умственного действия, отсутствие заслуг и отсутствие реализации, и что эти четыре принципа называются путём покоя и радости. Но поскольку я не понял глубоко значение вопроса об отрицании существования, я спрашиваю: как возможно, что в этом есть радость?». Мессия, неповторимо Досточтимый, сказал: «Прекрасный вопрос! Поистине прекрасный вопрос! Поскольку ты хочешь понять этот вопрос глубже, я объясню тебе снова. По сути, явления могут возникать, лишь если существование отрицается214. Если существование утверждается, не может быть покоя и радости. Что же можно сказать? Подумай о деревьях в лесу на некой горе: многочисленные ветви и листья имеются на них, предлагая свою тень. Однако этот горный лес не ищет [по собственной воле] птиц и диких зверей; скорее, все птицы и дикие звери сами по себе ищут в нём убежища. Или подумай о водах215 океана: они обширны и безграничны, и их глубины не измерить лотом. Однако воды моря не ищут [по собственной воле] водных существ; скорее, морские существа сами живут в них. [Напротив,] благонамеренные216 живые существа [собственными усилиями] ищут покоя и радости, и делают это настойчиво. Им следует, напротив, успокоить свой ум, пребывая в безмолвии и неустанно совершенствуя себя. Моё учение, в сущности, не ищет покоя и радости [желая их]; потому покой и радость приходят сами по себе. По этой причине я говорю, что лишь через отрицание существования могут возникать вещи, которые существуют»217.

Здесь мы видим сближение даосского принципа у-вэй – недеяния – с буддийским понятием медитативной безмятежности. Дзогчен называют путём без усилий, или путём расслабления в естественное состояние, которое уже присутствует и из которого возникают все явления. Мысли произвольно возникают и растворяются, а во время медитации и после они самоосвобождаются (тиб. rang grol).

Мессия продолжил наставлять Симона Петра и всех прочих, говоря: «То, что изложено в этой книге, глубоко и трудно для понимания. Ни одно из учений, переданных разными святыми и добродетельными людьми, не опирается на это истинное и глубокое учение. Приведу пример: существа, наделённые зрением, могут путешествовать и видеть далеко вперёд благодаря свету солнца. Симон Пётр, такова и эта книга: и ныне, и в будущем благодаря этой книге существа, наделённые добрым сердцем, смогут узнавать путь покоя и радости; посему она кладёт основание всем учениям всех мудрецов. В таком случае, когда другие будут слышать, как проповедуют эту книгу, они обретут восторг; внимательно изучая её, они обретут поддержку; читая её, они обретут средства к существованию. Вы также должны знать, что они и их отцы, они и их предки во всех поколениях стремились к благу в силу уз благих причин и условий218; итак, в прошлом благие корни переходили из поколения в поколение, и почтение к моим учениям возросло; поэтому благодаря приносимой ими пользе мы можем стремиться к радости. Например, когда весенние дожди орошают и увлажняют землю, все растения, наделённые корнями, дают побеги; если же у них нет корней, они не могут расти. Симон Пётр, то же можно сказать и о вас: если вы ищете, чтобы я дал вам высший закон, то потому, что многие поколения до вас – отцы, предки и родственники, связанные с вами через брак, – превосходно совершали добрые дела и это передалось вам».

Здесь мы видим учение, где подчёркивается непрерывное благословение Богом человеческого рода и почти игнорируется понятие о первородном грехе; идея состоит в том, что наших предков-людей следует почитать за их добродетельные поступки, в согласии с культом предков, отличающим конфуцианскую традицию. В соответствии с буддийским понятием о «корнях добродетели» знакомство человека с духовными учениями в настоящей жизни – результат накопления добродетельных действий в прошлом, необязательно в прежних воплощениях, а, возможно, в расширенной семье. Стоит отметить, впрочем, что почитание предков отчасти есть и в христианстве, даже на Западе. Обычной чертой многих соборов романского стиля и аббатств Южной Италии было то, что в структуру колокольни отчётливо встраивались римские погребальные памятники. Эти люди – как бы наши предки, мы чтим их, а звук церковных колоколов – в некотором роде их голос, побуждающий нас хранить верность новой религии. Нечто подобное происходит в этом тексте, который оказывается своеобразным памятником предкам, чьи заслуги наследовали те, кто слышит