Дарвинизм в XXI веке - Борис Жуков

А не может ли в эволюционной биологии случиться настоящей научной революции — подобной тем, что сотрясли физику в первые десятилетия ХХ века? Не появится ли в ней какая-то теория более высокого уровня, по отношению к которой дарвиновская модель окажется частным случаем, а описываемые ею эффекты получат принципиально иное, более глубокое толкование?

Разумеется, такое возможно. Но когда в начале этой главы я сказал, что научная революция может произойти в любой момент, речь шла только о логической возможности — о том, что никакое сколь угодно долгое господство той или иной теории не гарантирует ее от такого переворота. Однако научные революции, как и революции социальные, не происходят ни с того ни с сего. Они — результат и разрешение противоречий, накапливающихся десятилетиями и в определенный момент обостряющихся до кризисного состояния, когда уже не отдельные «еретики», а основная масса членов научного сообщества чувствует, что в старой системе понятий дальше жить невозможно. Так было и с революциями в физике в 1900-х — 1920-х годах, и с «дарвиновской революцией» в биологии — да и вообще со всеми «образцовыми» научными революциями.

Находится ли современная эволюционная теория в таком кризисе или накануне его? Видимо, нет — судя по тому, что даже вполне содержательные и нисколько не «безумные» (то есть не противоречащие самым основам сложившихся представлений) гипотезы не вызывают в сообществе эволюционистов того интереса, которого, на мой взгляд, заслуживают (подробнее о таких гипотезах — в главах 13 и 14). Однако это не значит, что существующая теория может ответить на любые вопросы и объяснить все явления в мире живого. В главе 11 мы рассмотрим некоторые конкретные частные проблемы, не нашедшие удовлетворительного объяснения в рамках доминирующей теории. Таких случаев не так много, как любят утверждать противники дарвинизма, и они именно не имеют объяснения (возможно, пока), а не «принципиально необъяснимы с позиций дарвинизма». Но они есть, и с моей стороны было бы нечестно не рассказать хотя бы о некоторых из них.

Но сначала нам придется сказать еще об одной категории «альтернатив» — уже не только дарвинизму, а идее биологической эволюции вообще.

Если представление о том, что эволюцию движет в основном естественный отбор, — это все-таки теоретическая модель (пусть и убедительная, подтвержденная множеством наблюдений и экспериментов и сегодня не имеющая внятной альтернативы), то эволюцию как таковую сегодняшняя наука рассматривает уже не как идею или теорию, а как непреложный факт — несмотря на то, что некоторые эволюционные явления никому не удавалось наблюдать непосредственно (и вряд ли удастся в обозримом будущем), а наблюдение других возможно только в очень специальных условиях. Что ж, шарообразность Земли тоже перестала быть теорией и перешла в разряд фактов задолго до того, как человек смог убедиться в ней воочию. Непосредственное наблюдение (в строгом смысле этого слова) атомов невозможно в принципе: электромагнитные волны того диапазона, который воспринимается человеческим глазом, не могут отражаться от объектов столь малого размера. Однако существование атомов тоже давно перестало быть теоретическим конструктом и стало фактом.

Но если шарообразность Земли или существование атомов сегодня никто не оспаривает (по крайней мере, публично), то про эволюцию мы в последние десятилетия то и дело слышим, что «это всего лишь теория» или даже «гипотеза». В прессе и на телевидении регулярно появляются утверждения, что «эволюционная гипотеза давно опровергнута», «ни один серьезный ученый в нее не верит», «открыты новые факты, полностью опровергающие теорию эволюции» и т. п. Об интернете и говорить нечего: число сайтов, где утверждается или на полном серьезе обсуждается нечто подобное, намного превышает число серьезных научных и научно-популярных ресурсов по проблемам эволюции. В широком общественном мнении весьма популярен креационизм — отрицание не только дарвиновского механизма эволюции, но и самой эволюции как таковой.

Само слово происходит от латинского creatio — «сотворение». Однако не всякий человек, верящий в то, что мир и/или жизнь в нем сотворены, может считаться креационистом. Обычно этим словом называют представление о том, что некое разумное начало непосредственно создало все наблюдаемое ныне разнообразие живых существ. Эволюции же либо не было вовсе никакой, либо она сводилась к превращению одних видов в другие без сколько-нибудь принципиального изменения их строения и возможностей.

Правда, среди авторов подобных заявлений преобладают люди, далекие от науки или, по крайней мере, от биологии[133], — священники и религиозные проповедники, философы, публицисты и т. д., вплоть до дизайнеров и рекламщиков. Однако среди пестрой толпы противников эволюции нет-нет да и попадаются персонажи с кандидатскими и докторскими степенями и даже руководители научных учреждений. У людей, не принадлежащих к научной среде (и даже у ученых, чьи научные интересы далеки от биологии), это создает впечатление, что вопрос об эволюции все еще не решен и остается предметом научной дискуссии и что креационизм — столь же респектабельная научная концепция, как и эволюционизм.

Но может быть, так оно и есть? Может быть, креационизм в самом деле нашел достойные ответы на вызовы эволюционизма? Может быть, современная наука обнаружила некие новые факты, свидетельствующие в пользу идеи неизменности живых форм и их сотворенности разумным началом — или хотя бы против эволюционного объяснения их многообразия? Может быть, наконец, тщательный логический анализ позволяет интерпретировать в креационистском духе те факты, которые мы привыкли считать доказательствами эволюции?

Если сравнить доводы современных креационистов с научными данными по соответствующей проблематике, то впечатление сложится скорее обратное: креационизм не только не приобрел новых аргументов в свою пользу, но и утратил ряд важнейших доводов из своего небогатого[134] арсенала. Сто лет назад можно было с умным видом рассуждать о том, что в палеонтологической летописи практически отсутствуют переходные формы; что все основные типы многоклеточных животных появляются почти одновременно в нижнекембрийских отложениях, а в более древних слоях окаменелые останки живых существ отсутствуют вовсе; что природная изменчивость не может вывести признаки организма за пределы видовой нормы; что, наконец, никто и никогда не видел превращения одного вида в другой.