Сентиментальные агенты в Империи Волиен - Дорис Лессинг

— Советую вам внести этот вопрос в свои риторические изыскания… — сказал я.

Но ничего, с Грайсом все будет в порядке.

Планета Мотц, деморализованная, растерянная, неспособная предписать себе средства для исцеления, помнит Грайса, сидевшего в библиотеке и читавшего, Грайса, разглагольствующего о социоэкономических законах, Грайса, которого они считали сумасшедшим.

А сейчас они намерены пригласить его на должность советника по Сравнительной Планетологии. Я посоветую Грайсу согласиться.

Поскольку Ормарина все еще нет, я воспользуюсь возможностью маленько оклематься. Нет смысла притворяться, будто на мне не отразилась сверхсуперэмоциональность последних событий. Инсент тоже чувствует необходимость в передышке. Мы станем добровольными пациентами в отделении Основной Риторики, это такое специальное отделение для аннулирования всех стимулов. Так что полутемная тихая изолированная комната с высоким потолком в гостинице на Волиене послана нам самим Богом.

Ормарин — Клорати

Мне сообщили, что вы сейчас на Волиендесте. Меня это известие очень обрадовало. Что скрывать, я возмущен некими сплетнями, о которых, я уверен, вы наслышаны. Я, конечно, говорю о возможном вторжении на нашу планету. Честно признаюсь, вы меня предупреждали об этой возможности, и теперь я и мои коллеги приняли все возможные меры для укрепления нашей обороноспособности. Но с недавних пор наши агенты сообщают о передовых соединениях небесных войск, которые не раз наблюдались в районе внутренней пустыни. То есть это соединения отдельных солдат, которых, если верить отчетам, доставляет сюда космолет и по порядку выпускает, ну а дальше они совершают полеты самостоятельно. Я был бы благодарен вам, как большому знатоку Галактики, за совет. Мне всегда казалось, что я знаком со всеми, самыми разными видами существ, какие только были объединены под гегемонией Сириуса, — хотя его господство, насколько я понял, сейчас осталось в прошлом? — и все же ни я, ни кто-либо из моих коллег никогда не слышали о разновидности, имеющей крылья.

Клорати — Джохору

(к докладу также прилагается вышеприведенное сообщение)

Из письма Ормарина я понял, что, как бы он ни изменился за то время, что стал — по существу, не по названию — правителем планеты, он, по сути своей, остался тем же, кем и был, — государственным служащим.

Понял я и то, что напрасно не взял на себя труда поразмыслить, как тут должны будут воспринять армию ВЭ 70 (Мейкена). За тот срок, который для нас покажется коротким, а для них долгим, ВЭ 70 пережил перемену, а именно — социальный, если не генетический скачок вперед в эволюции. Летучие твари одного вида, выносливые и поддающиеся дрессировке, широко распространены на всей планете ВЭ 70: там они считаются компаньонами или социальной прослойкой. На ВЭ 70 плохо с транспортом и рабочим скотом. У них нет таких видов, которые можно было бы специально развить в этом направлении. Летучие пипизавры восполняют это отсутствие, переносят грузы на дальние расстояния, снабжают население шкурами, необходимыми для одежды и разных хозяйственных потребностей, а выделения их желез очень нужны на этой планете, где нет особого изобилия продуктов питания, так что в ряде регионов часто можно увидеть, как жители едят и пьют исключительно эти выделения, приготовленные по разным рецептам. На ВЭ 70 такой тесный и гармоничный симбиоз между этими двумя видами обитателей планеты, что ребенок более развитого вида при рождении получает детеныша пипизавра в полную свою собственность, и эти двое малышей растут вместе, вместе спят и разделяют жизненное пространство, хотя едят чаще порознь. Пипизавры по своей природе потребляют в пищу птиц и насекомых, и поэтому им не разрешается размножаться бесконтрольно: было время, когда на Мейкене практически не осталось птиц и насекомых, потому что расплодилось огромное количество пипизавров. Практика снабжения каждого младенца детенышом пипизавра, в количестве не более одного, служит методом контроля их численности. Вы легко можете себе представить, какие близкие узы связывают людей и животных, и если один из них умирает, как велика потеря для партнера; часто оставшийся в живых будет очень страдать, тосковать и умрет или покончит жизнь самоубийством.

Пока Мейкен находился под властью Волиена, его рассматривали как сырьевой придаток, снабжающий элиту «Империи» продуктами производства пипизавров. Также он был любимым местом отдыха, хотя и считался отсталым и примитивным краем: избалованные правящие классы Волиена любили посещать планеты, обитатели которых были близки к природе, и большой интерес представляли сентиментальные художественные изображения «дикарей» с их стадами.

Находившейся под владычеством Волиена планете не разрешалось иметь своей армии. Правду сказать, Волиен боялся солдат, которые могут свободно функционировать и на земле, и в воздухе. Но втайне такую армию готовили. И недаром каждый пипизавр от рождения знал свое место рядом с хозяином или хозяйкой, жил и воспитывался с ним вместе. Таким образом обучение и вооружение партизанских войск практически было незаметным для властей Волиена.

Поэтому Мейкен первым победил Волиен, причем с легкостью, благодаря боеспособности своих армий. Мейкен помог Словину прогнать захватчиков, а потом, думаю, это вас не удивит, остался на Словине для оказания им «помощи»: иными словами, Мейкен теперь успешно управляет Словином. Для Мейкена началась эпоха превращения в империю, такую, которая победит ближайшие планеты, где ныне царит хаос и идут гражданские войны, — словом, все планеты, до недавнего времени подчиненные Сириусу. Но Мейкен этого не знает, не строит таких планов. Его жители считают себя необычайно благородными, истинным воплощением Морали, наследниками Сирианской Морали.

И та фракция на Мейкене, которая победила вооруженные силы Волиена, даже называла себя «Сириус». Мейкен не имеет ни малейшего представления о беспощадности Сириуса, о произвольной необоснованной жестокости, характерной для последних дней той империи. Идеалистически настроенная молодежь Мейкена слышала россказни о его «Морали», была очарована языком знати, слухами о Золотом Веке, о Справедливости, о Свободе, о Праве на Выбор, о — конечно — Логике Истории, ну и обо всем прочем. Именно под песни о Сирианской Морали Мейкен освободил, а потом оккупировал Словин. Когда армии Мейкена проводили учения в небесах над своей планетой и над Словином — а недавно, осмелев, и над пустынями Волиендесты, — они пели о Морали, и их боевые кличи сулили Мир и Благоденствие.

Но я не дал себе времени подумать о том, как все это должно было поразить бедного Ормарина, который никогда не видел огромных летающих животных, никогда не представлял себе, что животные могут быть разумными помощниками — более того, друзьями, кровными братьями, потому что когда младенец получает пипизавра в свое полное распоряжение, еще до того как сам научится толком ходить, взрослые надрезают вены обоим малышам, чтобы они обменялись кровью.

Я отправился к Ормарину в лагерь рабов, на равнину между гор, где растут плантации неких ягод, из которых тут готовят напиток-стимулятор. На этих плантациях трудятся лишь рабы. Лагерь, состоящий из рядов одинаковых однокомнатных жилищ, тянется бесконечно во все стороны. Я стоял в центре лагеря и ждал. Рабы, или бывшие рабы, все из колонии Сириуса за номером 181, никогда не спаривались ни с кем, кроме представителей своего рода, так что в этих лагерях повсюду встречаешь только этих очень высоких, гибких, с длинными конечностями людей, с кожей равномерно желтого цвета; их высокий рост и невероятно длинные руки помогают им собирать ягоды. На планету С 181 вторженияне было, и ее обитатели развивались единообразными. Стоя там, я ощутил незнакомое чувство, которое назвал бы отупением от отсутствия разнообразия или раздражителя. Всюду вокруг меня эти совершенно одинаковые высокие, желтокожие, веретенообразные люди, с черными глазами. Пока я ждал прихода Ормарина, я подумал, что здесь, на Волиендесте, на улицах городов можно часами наблюдать людской поток и ни разу не увидеть двух одинаковых лиц или фигур. На Волиендесту так часто нападали, ее постоянно заселяли, «защищали»; да и сама она так долго вторгалась на разные планеты, так долго и тщательно смешивались в различных комбинациях гены, что у аборигенов не появилось какого-то одного общего типа; тут встречаются люди высокие, тонкие, синеглазые и светловолосые; попадаются и низенькие, толстые, темноволосые и черноглазые; здесь есть обитатели с кожей любого цвета — от белого, как сметана, до иссиня-черного; ну и, разумеется, полным-полно всевозможных комбинаций. Я никогда не устаю наблюдать на Волиендесте бесконечную изобретательность нашей Галактики. И это не только аборигены: выходцы с Волиена также разнообразного облика, потому что сам Волиен тоже не раз побеждали и на него вторгались, и он сам многократно вторгался на другие планеты и побеждал их. Выходцы с Волиена и аборигены росли вместе на протяжении пятнадцати В-веков. На этих двух планетах, Волиене и Волиендесте, жители были такие разнообразные, что похожих на них людей можно встретить по всей Галактике. Обитатель Волиендесты считает само собой разумеющимся, что он вряд ли когда увидит двух персон, сильно смахивающих друг на друга; а если двое сходны внешне, то это вызывает крайнее удивление.