Совсем другая жизнь - Владислав Куликов

Связав Летуна, Андрей с Антониной открыли окно и спрыгнули на землю. Добежали до соседнего двора.

«Запорожец» стоял неподалеку. Мотор запустился с первого раза. Они выехали на дорогу, но беглецов заметили. Бандиты бросились в погоню. Они ведь тоже были на колесах, а машины у них побыстрее «запора».

Неожиданно из-за поворота вылетел патрульный бронетранспортер. Не раздумывая, Ветров направил машину прямо на него. Сильный удар бросил Антонину на лобовое стекло. Андрей тоже больно ударился лбом.

— Ты что, мать твою, офонарел?! — Соскочивший с бэтээра лейтенант покрыл Ветрова трехэтажным матом. Но Андрей схватил его за воротник и увлек за броню.

— Разведка погранвойск! — закричал он, вытащив удостоверение и размахивая им так быстро, чтобы офицер не успел заметить его настоящей должности. — Выручай, браток, за нами погоня.

— Где? — лейтенант недоверчиво завертел головой, но времени на раздумья у него не было.

Машина преследователей приближалась. В окне торчал ствол автомата.

— Ложись! — закричал Ветров и упал, увлекая за собой лейтенанта. Загремели выстрелы. Один из сидевших на броне солдат вскрикнул от боли.

Андрей поднял голову. Машина быстро удалялась. Только далеко уехать не смогла. Ее нагнала очередь из КПВТ. Машина загорелась и взорвалась.

— Спасибо, приятель, Родина тебя не забудет.

Ветров похлопал лейтенанта по плечу, на котором красовалась эмблема миротворческих сил.

Возвращаться домой было опасно. Сидеть в помятом автомобиле — тоже. Потому Ветров решил навестить Юрия…

* * *

«У Гранита, то есть меня, были потом большие неприятности», — вспомнил Неизвестный.

* * *

Дровосек ворвался ночью в квартиру Гранита.

— У тебя голова есть? Ты чем думал? — спросил Игнатьев у сонного друга.

— Ты по поводу чего? — спросил Гранит.

— Твой дружок наведался к Летуну.

— Да? — Гранит сделал вид, что удивлен. — Юркий парень, откуда он только узнал?

— Ты ему рассказал, — уверенно сказал Дровосек.

— Нет, — твердо ответил Гранит и зевнул. — Хочешь кофе?

— К черту. Летун накачал всех, поднял на уши абреков, похитивших Антонину.

— Вернул ее?

— Да.

— Это же прекрасно, — спокойно заметил Гранит. Он повернулся спиной к Дровосеку и пошел на кухню, — спас женщину. Сделал то, что мы не смогли…

— Ты дурака не корчи, Гранит, — вспылил Дровосек, — я к тебе как друг пришел. У тебя котелок хоть чуть-чуть варит?

Гранит прекрасно знал, отчего так вспыхнул Игнатьев.

Ведь своих обычно сдавали негласно. Просто нужный человек шептал нужному на другой стороне: мол, такого-то надо как-нибудь того… Вскоре такого-то убивали или похищали. Сослуживцы (даже те, кто был в курсе) сокрушались, что террористы распоясались. Что-то подобное было и с Антониной.

Дровосек, у которого был когда-то роман с этой женщиной, мог бы, в принципе, помешать. Но для этого ему пришлось бы поставить на карту свою семейную жизнь. Да и неприятности по службе заработать. Поэтому Игнатьев палец о палец не ударил, когда Летун хлопотал о том, чтобы «списать» Антонину «на абреков» (так шепотом называлось то, когда сдавали своих).

— Не пыли, — спокойно ответил Гранит, хотя, после того как Антонину похитили террористы, он почувствовал неприятный осадок от поведения Дровосека. — Мы сделали свою работу. И сделали хорошо…

Он намекал про операцию «Шелковый путь», которая закончилась, и закончилась успешно: пока на границе шла война, весь товар отправили по назначению.,

— Кто нам теперь может помешать? Чем? — продолжал Гранит. — Успокойся.

— Кто-то сдал Летуна, тот в ярости, — произнес Дровосек. — А еще кто-то сдал самих абреков. Они тоже в ярости. Тоже ищут: кто сдал. Я знаю кто. И ты знаешь. И они скоро узнают. Вот в чем проблема.

— Я не знаю кто, — ответил Гранит, ставя на газ чайник, — и твоих намеков не понимаю.

— Когда поймешь, поздно будет, — устало ответил Дровосек, садясь на табуретку. — Тебя хотят списать.

— А почему тебя это волнует? — холодно ответил Гранит. — По-моему, тебе не впервой терять таким образом друзей…

Дровосек громко стукнул по столу и вскочил. Несколько секунд мужчины смотрели глаза в глаза столь яростно, будто собирались подраться.

— Пошел на хер, — как-то опустошенно произнес Игнатьев, — я с тобой по-человечески хотел… Не обижайся…

Он ушел, хлопнув дверью. Гранит выключил газ и опустился на табуретку.

— А я и не обижаюсь, — сказал он сам себе.

Гранит подумал о том, что вскоре наконец узнает, каково это — уходить раньше срока.

Его давно волновал этот вопрос. Он много размышлял о том, что фашисты, погибшие в сорок первом, так и не узнали, что проиграли войну. Зато наши солдаты, павшие на границе, могли подумать, будто победа будет за врагом…

«Если ты погибнешь раньше, как узнать, чем закончилась война? — думал Гранит. — Или для тебя это уже не имеет значения? А если не имеет, зачем воевать лично?»

Такие мысли были в юности. Потом он решил: мужчина — это боец. Воевать надо, чтобы стать мужчиной. Надо испытать себя на войне. Сыграть по максимальным ставкам. Но всякие лозунги не стоит принимать близко к сердцу, потому что лозунги очень часто меняются. Это Гранит понял совсем недавно. Когда стал помогать Ахмад Шах Масуду.

«Какая разница для меня, будут править в Афганистане талибы или Масуд, если я завтра погибну? — подумал вдруг Гранит. — Какая разница, кто станет президентом России, с кем будет дружить Таджикистан и положат в мой гроб майорские или подполковничьи погоны?.. За что я отдал свою жизнь? Правильно ли я прожил ее?..»

Он встал и раскрыл окно. На кухню с шелестом ввалилась ветка тутовника. Гранит машинально сорвал и съел сладкие плоды. Но голова его была забита другим: было очень важно понять, на каком же повороте он свернул не туда?

На операции «Шелковый путь» и некоторых других Гранит заработал приличную сумму. Он, в принципе, мог сейчас бросить все и бежать. Хоть куда. Он профессионал, если уйдет на дно, его не достанут. По жизни Гранит не потеряется. Будет тосковать, правда, по службе. Зато жить.

Поэтому сейчас он вновь был на перепутье. Второй вариант — идти дальше, как и шел. Служить. Его, конечно, сдадут. Но можно будет потрепыхаться. Шансы выжить есть… А если убьют, так на то он и солдат…

Два пути.

Опять два пути. Так часто бывает.

Как важно не ошибиться на каждой развилке из тысячи, что нас поджидают…

Гранит вдруг понял, что последние восемь лет только и делал, что воевал (с небольшими перерывами на плен и учебу, что часто одно и то же). Ради чего? Сколько людей он осчастливил? Стал ли счастлив сам? Принес ли хоть какую-то пользу Родине?