Кузнецов против абвера - Анатолий Степанович Терещенко

— не выжат до конца этот лимон. Его направляют в Чехию, где был сформирован разведывательно-диверсионный отряд.

Этот отряд имел свою школу в Чехии близ городка Альт-бургунд, в которую принимались коллаборационисты из разных республик Советского Союза. Предателей готовили для преступной — разведывательной и диверсионно-террористической — работы в тылах Красной армии. Бывшего атамана принял в школу заместитель начальника «Ягдфербанд-Ост» штурмбанфюрер СС Эбергард Хайнце, который помнил заключительные слова приказа «Бульбы» от декабря 1941 года о том, что «…коммуна уничтожена немецкой вооруженной силой. Мы не были пассивными зрителями, а приложили и свою руку к ее смерти».

Коненко назначили руководителем подготовки украинской диверсионной подгруппы «Майглекхен» («Ландыш») в составе пятидесяти человек. Группа предназначалась для заброски в тыл нашей армии в район бассейна реки Припять.

Группу выбросили с самолета на парашютах, но почти всех бандюков чекисты выловили. Многие сразу же после приземления пришли с повинной. Боровца — Коненко среди них не было. Но в 1945 году он оказался в американской оккупационной зоне, в городе Миттервальде. Здесь его с радостью принял битый петлюровский генерал Омельянович-Павленко, бывший командир Украинского полицейско-охранного батальона в Виннице, через несколько месяцев ставший сотрудником немецкой администрации в Ровно.

Старый предатель с санкции американцев опять организовал тут «украинскую» школу, выпускники которой забрасывались на Украину для проведения всякого рода подрывных акций.

В 1949 году в баварском местечке Шлейхсгейме близ Мюнхена на американские деньги была создана Украинская национальная гвардия (УНГ)* во главе с Тарасом Боровцом — «Бульбой».

Мало кому известно, что во время американо-корейской войны он сколотил из обманутых земляков Украинский батальон и отправил его в Корею. Нечто подобное он хотел создать для помощи вашингтонским «миротворцам и борцам за свободу» во Вьетнаме. Но «дурных украинцев» не нашлось для формирования отряда, да и мировая общественность показала свою силу. Пришлось ретироваться.

С 1948 года «Тарас Бульба» жил в эмиграции в Канаде. Издавал журнал «Меч и Воля». Умер в Нью-Йорке.

Вот с таким перевертышем встречался Николай Владимирович Струтинский — друг и соратник Николая Ивановича Кузнецова.

Встреча с Кохом

Власть над собой — самая высшая власть; порабощенность своими страстями — самое страшное рабство.

Луций Анней Сенека

К 14 часам дня 31 мая 1943 года к ограде рейхскомиссариата и резиденции Коха подъехал экипаж с пассажирами: пехотным офицером с Железными крестами, худенькой темноволосой и сероглазой девушкой и обер-ефрейтором, в ногах у которого лежала огромная черная овчарка. В качестве извозчика был партизан Николай Гнидюк. Под облучком у него лежали заряженный автомат и гранаты. Охранники у ворот сразу же потребовали кучера отогнать карету подальше, так как вблизи у ворот разрешалось останавливаться лишь машинам с номерами рейхсканцелярии Украины.

Недалеко от ворот в разных местах находились коллеги Кузнецова — группа прикрытия: Михаил Шевчук, Василий Галузо, Николай Куликов, Жорж Струтинский и еще несколько бойцов. Они должны были прикрыть Кузнецова и Довгер, если им удастся вырваться живыми из особняка на улицу. Валентина тоже не верила, что они вернутся в отряд. Шансов выжить в ходе удачного приведения приговора Коху в исполнение у них практически не было…

Нет смысла повторять то, о чем не раз писали разные авторы в своих книгах об этой встрече Кузнецова с Кохом. Лучше ознакомимся с пояснениями самого героя:

«…Я на фаэтоне с Валей, Шмидтом и собакой Коха подъехали к рейхскомиссариату, вошли в вахтциммер, где было около двадцати жандармов с автоматами, и взяли пропуск к Коху. Жандарм у ворот пропустил нас во двор дворца Коха. Прошли мимо второго жандарма, во дворе нас встретил адъютант. Он провел меня и Валю в нижний этаж дворца, где в приемной нас встретила одна дама и один приближенный Коха.

Шмидт с собакой остался во дворе. В приемной нас попросили обождать, доложили о нашем приходе на второй этаж и попросили подняться. Мы оказались в квартире Коха. Здесь нас встретил адъютант или личный секретарь Коха и вернулся с тремя высокопоставленными телохранителями Коха с крестами на груди. Они отрекомендовались, осмотрев нас, и попросили Валю войти в кабинет. Я остался ждать.

Один ушел с Валей, двое остались, молча глядя на меня. Так прошло около трех минут. Валя вышла, и позвали меня. У меня в кармане на боевом взводе со снятым предохранителем лежал «вальтер» со спецпатронами, в кобуре еще один пистолет. В коридорчике перед кабинетом меня встретила черная ищейка, за мной шел один из приближенных. Войдя в кабинет, я увидел Коха и перед ним двоих, которые сели между мной и Кохом, третий стоял за моей спиной, за креслом — черная собака. Беседа продолжалась около 30–40 минут. Все это время охранники, как зачарованные, смотрели на мои руки. Кох руки мне не подал, приветствовал издали поднятием руки, расстояние между нами было метров пять…

Не было никакой возможности опустить руку в карман. Я был в летнем мундире, и гранаты со мной не было. Кох очень придирчиво ругал меня за то, что я решился просить за девушку не немецкой крови. Кох сказал: «Как вы можете ручаться за нее, у нас было много случаев, доказывающих, что нельзя ни за кого ручаться сегодня».

Кох спросил меня, где я служил, в каких боях участвовал, в каком полку, где мои родные, в каких городах бывал, где и у кого работает мой отец, где мать, какая у меня специальность, какую религию исповедую, давно ли я знаю эту девушку, откуда она, почему я предварительно не навел о ней справки в гестапо. Кох заявил мне, что если за каждую девушку, у которой убит отец, придут просить, то нам некого будет посылать в Германию».

Это был, по существу, настоящий допрос с пристрастием. И Кузнецов был не только готов ответить, но и отвечал, причем спокойно и уверенно. Он внутренне благодарил своих наставников за хорошо продуманную легенду, которую он усвоил, как молитву. Когда Кох узнал, что Зиберт его земляк, он оживился и припомнил, что задолго до войны приезжал охотиться в имение князя Шлобиттена и видел там какого-то юношу, а сейчас он сидит перед ним в офицерском мундире.

Но продолжим рассказ Николая Кузнецова:

«В заключение он спросил меня, как и почему