Нежная душа. Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Конечно, помню, — отвечала молодая женщина. — Жозеф запрягал в повозку двух тягловых лошадей, которых ему одалживал мсье Потвен. И повозку они с соседом Амеде смастерили особую, на двух полозьях.

— Это были хорошие времена! Поселок тогда еще был полон народу! — вздохнула Бетти Маруа и поцеловала маленькую Мари в лобик.

Она обожала свою младшую дочку — этот дар небес, награду за то, что женщина воспитала трех мальчишек и искренне оплакивала каждую неудачную беременность. Сейчас она снова подумала о том, что, если бы фабрика до сих пор работала, Симону не пришлось бы ездить в Ривербенд.

— Сказать правду, я рада, что он снова дома. Жо тоже, но он этого не показывает.

Лора сдержала вздох. Поведение старшего из сыновей Маруа ее несколько разочаровало. Не предупредив ее, он отказался от места, на которое она устроила его в Монреале. По словам Симона, предприятие, ранее принадлежавшее покойному Фрэнку Шарлебуа, стало приносить меньше прибыли. Это обеспокоило Лору, и она решила, что непременно съездит на завод после своей свадьбы.

Как это часто бывало, для приема гостей Лора выбрала гостиную. Это была ее любимая комната, оба окна выходили на небольшую посадку, игравшую роль парка. Красивые занавеси цвета слоновой кости были раздвинуты; сквозь безукоризненно чистые окна лился теплый оранжевый свет заходящего солнца.

Сидя за инкрустированным мозаикой столом, Ханс беседовал с Тошаном и Симоном. После десерта они решили втроем сыграть в карты. Эрмин не сводила глаз с молодого супруга. Она не могла нарадоваться тому, что проводит с ним дни напролет.

«Как ты красив, любовь моя, — думала она. — И я — твоя жена! Мне не терпится прижаться губами к твоим губам, прильнуть к твоему телу. Твоя кожа так нежна — настоящий атлас…»

— Ты меня совсем не слушаешь, Мимин, — укорила молодую женщину Бетти. — Ты обещала показать мне первый зуб Мукки.

— Как только он проснется, — согласилась Эрмин. — Вчера, во время кормления, он укусил меня, и сильно. Мирей права, я стану через день давать ему немного бульона. У него прекрасный аппетит.

За окнами начали сгущаться синие сумерки. Лора включила лампы с абажурами из вощеной бумаги. Шарлотта и Эдмон, ее верный товарищ, играли в шашки возле большой чугунной печки. В распоряжение детей отдали одноногий столик. Арман в гости к мадам Лоре не пришел: отец оставил его себе в помощники, им предстояло почистить хлев. Таким образом Жозеф отыгрался на втором сыне за то, что тот в будние дни работал в доме Лоры Шарден.

— Мама, я думаю, ты что-то хотела нам всем объявить, — с таинственной улыбкой сказала Эрмин. — Уже почти ночь, а ты еще ничего не сказала.

— Дорогая, ты слишком торопишься, — ответила Лора игривым тоном. — Вы еще не съели десерт. Мирей обидится, если на тарелке останется хоть кусочек пирожного!

— Если так, я возьму еще одно! — с энтузиазмом отозвалась Бетти.

— Мамочка, прошу тебя! — взмолилась Эрмин.

Лора встала. Она была очень хороша в своем новом бежевом платье. Жемчужное ожерелье подчеркивало ее красивую грудь. С модной прической из коротких кудряшек она выглядела моложе своих лет. И фигура у нее все еще оставалась очень стройной.

— Что ж, моя дочь все делает по-своему, и у меня нет выбора. С удовольствием сообщаю вам дату нашего с Хансом бракосочетания. Оно состоится 12 июня в церкви Шамбора. Эрмин, Шарлотта и вы, моя дорогая Бетти, будете подружками невесты. Я уже выбрала для вас платья, разумеется, за мой счет. Если Эдмон согласится нам помочь, для него сошьют синий велюровый костюм. Он поднесет нам кольца на подушечке того же цвета. И еще одна прекрасная новость: моя дочь споет нам по такому случаю. Мы еще не выбрали песню, но, как оказалось, выбирать — весьма увлекательное занятие.

За объявлением последовал шквал поздравлений. Сияя от радости, со слезами на глазах Лора протянула руки навстречу Хансу, который тоже разволновался. Пара крепко обнялась под укоризненными взглядами Мирей и Бетти. Целомудренные уроженки Квебека, края сурового, они не одобряли подобных проявлений чувств на публике, особенно в присутствии детей. Что до Эрмин, то она подмигнула Тошану, и тот ответил ей тем же.

Никто не увидел перекошенное лицо, прильнувшее к оконному стеклу. Жослин, надвинув фетровую шапочку почти на самые брови, следил за собравшимися в гостиной, а временами даже ловил обрывки разговоров. С тоской смотрел он на красивую незнакомку в бархатном платье, с выбеленными локонами, сильно накрашенную. Эта дама отдаленно напоминала Лору, его юную супругу с волосами светло-каштанового цвета и округлыми формами. Но манеры ее и жесты были другими. Во всем ее облике угадывалась утонченность, свойственная людям из высших кругов общества.

«Это не она, это не может быть она!» — думал мужчина.

Он постарался рассмотреть Ханса Цале, обнимавшего Лору за талию. Этот бледный долговязый очкарик показался ему слабым и трусливым.

«Я слышал, как Мари-Эрмин зовет эту женщину мамой. Значит, это все-таки Лора! Господи, я бы не узнал ее! Что ж, от Мелани Дунэ я знаю, что она побывала замужем за богатым промышленником. Посещала лучшие дома…»

Позабытая было боль вернулась, острая до тошноты. Ревность отравляла кровь своим ядом.

«Речь идет о свадьбе, в этом я уверен. Этот тип выглядит довольно молодо. Но этому не бывать, ведь я жив, жив! Она моя жена!»

У Жослина не хватало сил, чтобы уйти, оторвать взгляд от ярко освещенной комнаты. Он по-иному взглянул на жизнь Лоры, которая поселилась в хорошем доме с роскошной обстановкой. Невысокая полная дама с седыми волосами, в белоснежном фартуке, должно быть, прислуга. Бетти и ее дети интересовали его меньше всего. До них ему не было дела.

Гнев схлынул, осталась нерешительность.

«Я не могу сейчас постучать, — сказал он себе. — Это будет эффект разорвавшейся бомбы. Конец празднику! К тому же я не хочу рассказывать свою историю перед всеми этими людьми…»

Робость сменилась отчаянием. Он вспомнил о своей болезни. Мужчина не первой молодости, к тому же больной туберкулезом… Лоре такой не нужен, а дочери — еще меньше. Слишком много лет прошло…

«Мне нечего им предложить! Господи, а ведь я так оплакивал мою Лору, которую бросил, хотя дал обет в день нашей свадьбы заботиться о ней и любить ее! Господи, дай мне сил принести себя в жертву! Пусть я не получу ответов на мои вопросы, пусть умру, не поцеловав Мари-Эрмин! Я дорого плачу за свои ошибки, за свою трусость».

Эти мрачные размышления стали для него мукой. Словно охваченный безумием, он осмотрелся по сторонам. Смеркалось, вокруг было на удивление тихо. Собаки, запертые в сарае с другой стороны дома, даже не соизволили залаять, обнаружив его присутствие. Жослину вдруг показалось, что он невидим, приговорен раствориться в сумерках. Быть тенью среди множества других вечерних теней…

«Ты была права, вычеркнув меня из своей жизни, Лора! — с ужасом подумал он. — Я чуть было не убил тебя выстрелом из ружья, там, на берегу Перибонки. И тебя, мое прекрасное дитя с ангельским голосом, я оставил тебя. Если я постучу в вашу дверь, вы осыплете меня упреками, вы меня возненавидите. Прощайте же!»