Последний пассажир - Уилл Дин

Я была немного пьяна в ту ночь, мы все были пьяны, но я бы запомнила нечто подобное. Я не открывала его.

Она смотрит на сам ящик, который все еще стоит на поддоне для сбора талой воды под тем, что когда-то было ледяной скульптурой «Атлантики».

– Она сказала, что ты открыла, – напоминает Дэниел, делая глубокий вдох. – У них повсюду камеры. Идет видеозапись. Завтра я спрошу, можем ли мы просмотреть видео с доказательствами. А пока, думаю, нам всем следует перевести дух. Человек невиновен, пока его вина не доказана.

Я продолжаю кашлять.

– Ты в порядке? – спрашивает Фрэнни.

Я смотрю на нее так, словно говорю: «Не лезь. Я не понимаю, на чьей ты стороне, так что не притворяйся, будто тебя волнует мое благополучие».

Расходимся по каютам. Молча. Переодеваться в шелковое платье и туфли на высоких каблуках – абсурд, но в данный момент я сделаю все, о чем попросит Губастая, если это будет означать, что нас покормят. Даже если нам выдадут по сэндвичу и бутылке апельсинового сока, это будет стоить такой дополнительной потери достоинства. Я буду играть в игры, чтобы остаться в живых, пойду на предельное унижение, чтобы развлечь сидящих по ту сторону экранов неизвестных мне зрителей.

Я уступлю их желаниям.

Мы все уступим.

– Я не открывала ящик, – бормочет Франсин, заведя руки назад, чтобы застегнуть молнию на своем черном платье. – Я пока не могу тебе этого доказать, но говорю правду. Я бы не стала подвергать нас опасности. А если б открыла ящик спьяну, то призналась бы тебе, Кэролайн… Каз. Ненавижу все это.

– Я тоже это ненавижу, – отвечаю я, но в моем голосе нет теплоты. Я пережила в жизни слишком много предательств, чтобы легко прощать. Джемма в этом плане более отходчивая. Она дает людям второй шанс. – Это испытание водой будет сниться мне в кошмарах до самой смерти. Все время думаю о глубине под собой. Я не совсем представляю свою смерть, но чувствую, как тело медленно погружается в темнеющую воду. Исчезает там. Тихое, леденящее одиночество.

Фрэнни подходит, чтобы утешить меня, но я отстраняюсь.

– Нам пора, – говорю я. – Если сейчас же не поем, то потеряю сознание.

Она быстро наносит бальзам на губы, и затем мы присоединяемся в коридоре к остальным.

Дэниел ничего не говорит, но, впервые увидев нас обеих в вечерних платьях, на фоне окружающей обстановки, он не может сдержать улыбки.

– Постой-ка. – Он убирает волосок с моего плеча. От него пахнет по-другому. Древесный аромат, вероятно, прихваченный из чьей-то косметички. Ему идет.

– Спасибо.

– Нас накормят, – отвечает он. – Благодаря тебе. Дадут еду, может, даже много еды, чтобы хватило вынести все, что будет дальше. – Он бросает взгляд на Фрэнни. – Мы не должны распадаться как группа.

– Порой разбитую чашку не склеить, – хмурится Смит. – А ведь тебе я доверял больше всего, Франсин. – Он выглядит скорее грустным, чем сердитым. – Зачем ты открыла ящик?

Я хорошо знаю этих троих из-за перенесенных вместе страданий, но в то же время понимаю, что на самом деле совсем их не знаю.

– Нас все еще ждут задания «Тело» и «Воздух», – напоминает Дэниел. – Судя по тому, что в испытании «Вода» был командный элемент, нужно действовать сообща, чтобы справиться. Сейчас мы распадемся – и потеряем шансы. Разделимся – и кто-то может пропасть в океане.

Поправляю его черный галстук-бабочку. Он выбрит, на шее видны мелкие красные бугорки. Я вдыхаю его запах.

По пути к лестнице мы проходим мимо десятков пустых кают. Четыре человека в вечерних нарядах шатаются по кораблю дьявола.

Свет становится тусклым, а затем и вовсе гаснет.

Смит включает фонарик, чтобы осветить нам ступеньки. Нельзя, чтобы кто-то из нас сломал ногу или запястье. Я двигаюсь медленно. Мы идем, тесно прижавшись друг к другу, через темные рестораны, комнаты отдыха и переходы, пока глаза привыкают к темноте.

Ветер усиливается, и корабль кренится из стороны в сторону, но не до такой степени, чтобы мы потеряли равновесие. Пересекая лобби, направляемся к ресторану «Даймонд Гриль». Камеры, скрытые за зеркалами и вентиляционными отверстиями, следят за каждым нашим шагом. Парад слепых, разодетых в пух и прах заключенных, марширующих по плавучей тюрьме. Камеры инфракрасные? Или с функцией ночного видения? Как мы выглядим со стороны? Узники прежде невообразимого лагеря, которых морят голодом, наряжают в одежду не по размеру и заставляют выступать перед невидимым охранником. Закованная в цепи банда без надежды на спасение.

Из динамиков доносится музыка. «Рапсодия в стиле блюз» Гершвина, но ее трудно распознать. Звук приглушен, и мелодия воспроизводится в замедленном темпе.

Впереди виднеется одинокий огонек, указывающий нам направление.

Мы заходим в «Даймонд Гриль» – ресторан такого класса, куда нас с Питом никогда бы не пустили. Весь зал погружен в темноту, за исключением одного столика в дальнем углу. Круглый стол с четырьмя стульями выделяется в свете театрального прожектора, расположенного высоко под потолком. Стол уставлен изысканным фарфором. Тарелки, блюда, ножи, вилки, ножи для рыбы, чайные ложки, бокалы для вина, стаканы для воды, тарелки для хлеба, ножи для масла, сложенные салфетки, изысканные цветочные украшения в центре стола. Правда, цветы уже поникли. Каждый стебелек обмяк, скатерть покрыта опавшими лепестками и пятнами пыльцы. Вчера мы обсуждали возможность пить из ваз, но Дэниел предупредил, что такая вода бывает токсичной. На корабле и вокруг него так много жидкости, но мы не можем ее пить.

Высокое соло на трубе в «Рапсодии в стиле блюз», эпическом музыкальном портрете Нью-Йорка, вызывает тревогу, когда его замедляют. Это повышение тона, торжественно звучащее в обычном темпе, напоминает ритуал экзорцизма. Последний крик о помощи.

Белый свет прожекторов ослепляет. Из-за него мы кажемся бледными, под глазами и подбородками залегли густые тени. Черно-белое фото из другой эпохи. Каждый из нас стоит за стулом, мальчик-девочка-мальчик-девочка, как нас учили.

– Где еда? – с отчаянием в голосе спрашивает Франсин.

– Ты думала, здесь будет настоящая еда? – фыркает Смит. – Еды нет, Франсин. Благодаря твоему поступку нам нечего есть. Вся еда хранится в закрытых складах на второй палубе. В холодильнике под замком. Никакого торжественного ужина не будет, только «последствия».

– Ну, – отвечает она, – я думаю…

– Обращаются с нами как с цирковыми мартышками, – продолжает Смит, щурясь от света прожектора. – Вы хотите, чтобы я станцевал на столе, Адмирал, вы этого хотите? – Он оглядывает зал, кружится, показывает на разные зеркала, тычет пальцем. – Все, что угодно, ради еще одной тысячи платежеспособных зрителей. Мы голодны. Мне шестьдесят лет, и я требую еды!

Дэниел садится. Мы все садимся. Свет бьет прямо