Горячее дыхание войны - Виталий Кулак

– Он начал на меня поднимать свой автомат, а я его прикладом по голове. Он сразу с ног упал и не шевелится. Вон там лежит, – рассказывал другой боец.

Но Алексей не обращал внимания на эти рассказы. Он искал Иру Гурова, но не находил её. Он надеялся, что она жива, что пули её не задели. Какое ему до неё дело? Ведь они едва знакомы. Неужели он в неё влюбился? На войне? Что за вздор! Нет, конечно, он не влюбился. Просто… Просто пусть будет она живой. Сегодня слишком много убитых.

И она в этом ожесточённом скоротечном бою не погибла. Лейтенант заметил её недалеко от позиции «сорокопятки». Она сидела возле окопчика на скатке и что-то записывала в маленькую записную книжку.

– Как хорошо, что вы тут, – сказал Орлов, подойдя поближе к девушке. – А я ищу вас, ищу…

– Зачем вы меня ищете, товарищ лейтенант? – она посмотрела на него своими большими голубыми глазами. – Неужели волновались?

– Да, волновался, – признался Алексей.

Сказав это, он сразу испытал странное чувство облегчения и радости. Такое чувство испытывает мужчина, когда впервые признается девушке в любви. Раньше он ещё никогда не говорил ни одной девушке, что любит её. До войны он встречался с двумя девушками, но ни одна из них не услышала от него такие слова. Наверное, потому что он ещё никого по-настоящему не любил.

И хотя фраза «Да, волновался» далека от «Я тебя люблю», но иногда они равнозначны, одинаковы. И Ира своим девичьим сердцем почувствовала это.

Она с интересом посмотрела на лейтенанта, а потом неожиданно улыбнулся и засмеялась. Засмеялась так, как раньше, когда не было этого боя, когда не было войны, когда она ещё училась в десятом классе 75-й московской школы.

Алексей ждал, что она скажет что-то вроде «Я тоже волновалась», но она спросила:

– А что вообще это было? Диверсанты в нашей форме? Они мост хотели захватить?

– Да, – ответил он, – немцы иногда посылают диверсантов, переодетых в нашу форму, на такие задания.

Он стал рассказывать девушке про то, на какие разнообразные хитрости идут немцы ради достижения своих целей. Рассказывал подробно, чтобы забыть горечь разочарования. Он почему-то надеялся, что о нём тоже беспокоились, но, видимо, зря.

«Дурак. Размечтался. Развесил сопли. Хватит. Ты же командир Красной Армии».

Ругая себя, Алексей почему-то не замечал, что делает он это словами Александра Никанорова.

Он попрощался с Ириной, объяснив, что ему нужно заняться кое-какими важными делами, и направился к полуторкам, на которых приехали немецкие диверсанты. Он искал лейтенанта Никифорова, вернее того, кто выдавал себя за него. Интересный это был диверсант. Судя по всему, опытный, несмотря на молодость. Они же с ним примерно одного возраста. Может быть, немец на один-два года старше Алексея.

Вскоре он его нашёл. Немецкий диверсант лежал на том же месте, где в него попали пули. Глаза закрыты. Он не шевелился.

«Убит», – констатировал Алексей и принялся его обыскивать.

В карманах оказалось кое-что интересное. Два удостоверения личности – советское и немецкое.

Советские документы выданы на имя Никифорова Ивана Петровича, лейтенанта. Были они почти как настоящие. Во всяком случае Алексей вначале принял их за настоящие. Только через несколько минут, внимательно изучив их, он пришёл к выводу, что они фальшивые. Хорошо, качественно сделанные, но фальшивые.

В немецком удостоверении личности стояла фамилия Рош. Имя – Генрих. Звание – лейтенант.

– Вот такие дела, лейтенант Рош, – вполголоса проговорил Орлов. – Тебя сюда никто не звал.

Положив в карман документы немецкого диверсанта, Алексей услышал вопрос Бронского, который подходил к нему:

– Ну как дела, лейтенант? Не ранен?

– Нет. Всё хорошо.

– Значит, повезло тебе сегодня, лейтенант. А моим многим не повезло… Пятнадцать человек. И ещё есть тяжелораненые. Боюсь, не выживут. Нужно их в тыл отправить, но как…

– Так, может быть, на полуторках, на которых диверсанты эти проклятые приехали?

– А ведь верно! Как я сам не додумался? – Бронский даже повеселел.

Вопрос о том, что делать с тяжелоранеными, не давал ему покоя. И вот теперь всё определилось. Раненых можно сейчас же отправить в тыл, где им окажут надлежащую помощь.

Командир истребительного батальона подозвал нескольких бойцов и отдал им приказание осмотреть грузовики. Через пять минут ему доложили, что две полуторки уже никуда никогда не поедут, так как сильно повреждены, а третья, та, что стояла последней в этой небольшой колонне, на ходу и может ехать прямо сейчас.

– Вот и отлично, – сказал Бронский, а потом отдал приказание Рукавишникову: – Семён Петрович, организуйте погрузку раненых. Отправьте их в тыл. Выделите для сопровождения двух надёжных человек. Пусть везут в ближайшую больницу или медсанбат, который найдут. Сопровождающим скажите, чтобы сюда не возвращались. Пусть ждут в деревне Молчаново. Мы туда потом выдвинемся, поближе к базе.

Раненых быстро погрузили на грузовик, и он уехал. Было около четырёх часов вечера. А через тридцать минут на той стороне реки показались немецкие мотоциклисты.

Лейтенант Никаноров, подталкивая впереди себя немецкого агента Рюмина, вышел на дорогу, где его должна была ждать полуторка, но её там не оказалось. Он с трудом мог поверить, что водитель Чайка нарушил приказ.

«Бросил, мерзавец!» – он со злостью сильно толкнул Рюмина в спину, да так, что тот едва не упал.

Но немецкого агента такое обращение совсем не обидело. Он радовался, что грузовика, на котором его должны были доставить к чекистам, не оказалось на месте. Он надеялся, что ему раньше или позже опять повезёт.

– Что, старший лейтенант, не на чем ехать? Бросают вас солдатики, по домам разбегаются. И ты думай головой! Ведь немцы скоро придут. Разве ты этого не понимаешь? Что ты теперь будешь делать?

– Замолчи, сволочь. Опять захотел прикладом получить по своему поганому рту?

Тот удар Рюмин хорошо запомнил: до сих пор болела челюсть и трудно было говорить. Он, выжидая, на время замолчал.

Что теперь делать, Александр не знал. Водитель Чайка куда-то пропал вместе с полуторкой. Дорога совершенно пуста: ни одной машины, даже телеги не видно, сколько ни всматривайся.

Идти пешком? Да, остаётся только это. Но много ли пройдёшь? И ладно бы один, так ещё конвоировать немецкого агента надо, а тот едва ноги передвигает. С таким далеко не уйдёшь.

И ещё беспокоил старшего лейтенанта главный вопрос: где немцы? Это было не совсем понятно. Казалось, что далёкие артиллерийские разрывы иногда раздаются не только сзади, но слева, справа и даже впереди него.

А если немцы прорвали фронт? Если они уже у Брянска? Если это окружение? Ведь такое вполне может случиться. Что же делать?