Мы, дети золотых рудников - Эли Фрей

Я готова взорваться, но, когда вижу глаза одного из ребят, что-то во мне переворачивается. Мне становится плевать на соседей. На то, что мой сад в одну секунду перестал быть образцовым. Этот мальчишка внешне кажется совершенно обычным: средний рост, коротко стриженные русые волосы, серые глаза, короткий и вздернутый нос, полные губы… Его зовут Кирилл, или Кир, как его сокращенно называют друзья, он мой ровесник. Ни у кого еще я не видела такого взгляда, как у него – взгляда затравленного и замученного зверька, и наигранная веселость и искреннее сожаление не могут этого скрыть.

Этого парня загнали в угол, с ним что-то происходит. Переводя взгляд с одного из его друзей на другого, я понимаю, что в их глазах отражается та же самая забитость.

Все то время, пока они приводят сад в порядок, я думаю о том, что мне сделать, как помочь этим мальчишкам.

Одно я знаю точно: имбирный чай и штрудель с яблоками всегда развязывают языки.

Я оказываюсь права: за чашкой чая мальчишки заметно расслабляются. Я не спрашиваю о том, что с ними происходит, – знаю, что они не скажут мне сразу. Из-за недоверия. Я девчонка. И я иностранка. Живу в чужом мире. Почему они должны мне доверять?

За те несколько часов, что они провели у меня в гостях, я прониклась к троим русским ребятам большой симпатией. Я не хочу их отпускать.

Мне хочется подружиться с ними, и на то есть три причины.

Хочу, чтобы мой круг друзей, включающий в себя лишь двух недалеких братьев, пополнился на три человека.

Они из Чертоги… Хоть они и не знают Кита, может быть, они смогут помочь мне его найти?

И последняя причина… Я хочу выяснить, что с ними происходит. Почему за показной веселостью скрывается столько грусти? Хм… Апельсиновый кекс с марципаном здорово способствует общению.

* * *

Мы беззаботно проводим вместе время. Кирилл, Игорь и Ваня оказались очень добрыми ребятами, они всегда готовы подставить плечо и помочь в трудную минуту. Бесхитростные, искренние, они не лезут друг другу в душу.

Они дают мне новое имя – Хоня, Хонюшка, объясняя это тем, что Ханна звучит жестковато и не подходит для такой милой девушки, а Хонюшка – ласковое обращение.

У нас появляется еженедельная традиция: в среду после школы я пеку что-нибудь сладкое, и мальчишки приходят в гости. Кажется, я начинаю ловить себя на мысли, что всю неделю отсчитываю дни – жду, когда наступит долгожданная среда.

Мальчишки. Неухоженные, грубоватые. Но такие добрые и честные, с теплым сердцем. Такие чистые внутри.

Ребята часто приходят ко мне с синяками и ссадинами на лице и руках, с прожженными рукавами, прихрамывая. Видя мое волнение, они говорят, чтобы я не обращала внимания, это, мол, их мальчишеское дело. С улыбкой пытаются успокоить меня, убедить, что все в порядке, но я остро чувствую их боль.

Кексы и булочки потихоньку делают свое дело, я осторожно выпытываю их тайну, и вскоре тяжелая дверь, надежно скрывающая их секрет, передо мной приоткрывается.

Но то, что узнаю, не укладывается у меня в голове. То, что избранные ученики Чертоги, учащиеся в нашей школе, оказываются в таком бедственном положении после окончания учебного дня… Я о таком даже подумать не могла.

Травля, издевательства и необходимость постоянно прятаться… Я тщетно пытаюсь понять причину жгучей ненависти Schund к избранным ученикам. Их пример должен был показать, что у других тоже есть шанс попасть в программу и обучаться в нашей школе. Та к почему нельзя порадоваться за них, пожелать им удачи и счастья, а самим начать заниматься усерднее, чтобы однажды тоже попасть в список избранных?

Кирилл, Игорь и Ваня могут часами болтать о всякой ерунде, но о том, что касается их жизни за чертой, из них нужно вытягивать по крупице.

Что происходит с ними в их мире?

Кто же их все время мучает?

Я хочу увидеть обратную сторону их жизни.

И лучше бы мне об этом никогда так и не узнать и не увидеть своими глазами всего того безумного ужаса, в котором они медленно варятся, как в адовом котле.

Но что бы ни случилось, я хочу остаться с ними, в их жизни. И что-то мне подсказывает, что в этой новой жизни мне предстоит часто убегать.

* * *

Грязный снег сходит быстро. Лучи теплого весеннего солнца щекочут лицо, и денек выдается очень приятным.

Мы втроем идем на реку к плотине, которая располагается на окраине города. Мы намереваемся покататься на тарзанке, которую кто-то привязал к ветке дерева, нависающей над водой.

Кому-то предстоит проверить тарзанку на прочность. Перспектива упасть в холодную воду и насквозь промокнуть никого не радует.

Мне почему-то хочется опробовать ее первой. Я берусь за перекладину и, разбежавшись, отталкиваюсь ногами от обрывистого берега.

Ветка дерева сгибается, и я лечу над водой, едва не задевая ее поверхность. Прокатившись два раза туда и обратно, я ловко приземляюсь на берегу.

Все прошло удачно, я совсем не намочилась, и покататься на тарзанке теперь хотят все.

Следующим вызывается Игорек. Он так же без труда отталкивается, летит над водой и возвращается назад.

Кир идет третьим. У него возникают небольшие проблемы. Он весит больше, чем я и Игорек, и ветка гнется еще ниже. Кир понимает это сразу, как только оказывается над водой.

Он пытается подтянуться на руках, поднимает ноги вверх… И чертит пятой точкой по воде!

Мы прыскаем со смеху.

Он возвращается на берег. Мы смеемся при виде мокрого пятна у него на заднице.

Кирилл возмущенно ругается.

Учтя печальный опыт друга, большой Ваня берется не за перекладину, а хватается за веревку как можно выше. Никто больше не возвращается на берег с мокрыми штанами.

Мы так увлекаемся, что не замечаем ничего необычного. Все наши мысли заняты тарзанкой, мы смотрим только на водную гладь, над которой все по очереди пролетаем.

Мы не слышим шагов. Не слышим голосов. К нам приближаются чужаки, но мы этого даже не знаем.

– Моя очередь! – кричу я.

– Нет, моя!

Игорек, ловко толкнув меня бедром, отбирает у меня тарзанку.

– Эй! Так нечестно! – Я собираюсь побороться за тарзанку, но меня останавливает крик. Это даже не крик, а боевой клич множества голосов, раздавшихся вокруг. Крики несутся отовсюду – справа и слева, сзади.

Я не успеваю ничего сообразить. Я смотрю на Кирилла, лицо которого резко бледнеет.

Я ничего не понимаю, но в голове мелькает мысль: «Надо бежать». Но мы не успели… И попались в ловушку.

Отовсюду появляются люди. Ребята лет пятнадцати-семнадцати. Они окружают нас.