На краю одиночества - Екатерина Лесина

Он вновь улыбался. И теперь Глеб совершенно не верил этой улыбке.

– Что происходит? – спросил он тихо. А когда Олег пожал плечами, уточнил: – Если вы что-то знаете…

– В том-то и дело, что я знаю вовсе не то, что мне хотелось бы знать. А иное знание утомляет, весьма утомляет… Я вот знаю, что ваше присутствие в этом городе неуместно, что многоуважаемый градоправитель давеча хвалился матушке, будто бы почти решил проблему. И вновь просил денег. А матушка дала, стало быть, он оказался довольно-таки убедителен. Еще я знаю, что вы со своею школой несколько не вписываетесь в грандиозные его планы. Ладно бы один мастер Смерти, одного, быть может, как-нибудь город и вынес, а тут целый выводок, уж простите за прямоту.

Он отламывал кусочки нежнейшего бисквита, отправлял в рот и глотал, не пережевывая. И говорил. Говорил тем самым небрежным тоном, из которого следует понимать, что вещи, о которых идет речь, не так уж на самом деле и важны, что есть иные, куда более интересные, нежели судьба отдельно взятых некромантов.

– И матушка беседовала со своей приятельницей, уверяя, что некий дом по соседству скоро освободится, а потому ей стоит хорошенько подумать над выгодным вложением. К слову, упоминала, что при доме этом имеется совершенно поразительный сад. Еще я знаю, что моя сестрица, безголовое создание, опять сбежала из дому. Она видит во мне врага. Хотя я и не стану ей другом. Так уж получилось, но в городе небезопасно… Определенно, мне бы не хотелось, чтобы с ней что-то да произошло. И матушка нервничает. А когда она нервничает, характер ее становится просто-таки невыносимым. Вчера она сломала мою скрипку… ладно бы одну из новых, но ведь еще ту, которую дед подарил. Я ее прятал. А она нашла и сломала. Обидно.

– А об Антонине вы знаете? – не выдержал Глеб.

– О ком? – приподнятые брови.

Удивление.

– Антонина… Адель…

– А, та забавная девочка, которая у вас работала? Ее, кажется, убили… да, мы пару раз беседовали.

И почудилось, что сейчас Олег солгал.

– Полагаете?.. Да, это была бы весьма любопытная версия. Но нет, я никого не убивал. А порой хочется… Матушка почему-то уверена, что прислуга должна быть безобразной, во всяком случае, женская. Папенька ей изменял. Со служанками. То есть она так думала, хотя у него имелся, как после выяснилось, отдельный дом, где он содержал вполне себе приличную девицу. То есть для ее образа жизни приличную. К чему ему были служанки? Вот вам и любовь…

– И все же…

– Что вам нужно? – Олег доедал третье пирожное, длинный эклер, который держал двумя пальцами. И кусал осторожно, но крем вылезал, и зрелище это было, надо признать, не самым приятным.

– Кровь, – не стал отрицать очевидного Глеб.

– Кровь… Боюсь, вынужден буду отказать. Если, конечно, у вас найдется в запасе судебное постановление, я исполню свой долг. А так… добровольно делиться кровью с мастерами Смерти как-то… неразумно, что ли. Вы попробуйте, эклеры и вправду восхитительны… ах да, матушка упомянула, что появление его высочества изменит многое, но не для всех, да…

– А не подскажете, вам случалось бывать в Камчине? Полтавске? Миргороде? – Глеб не мог отвести взгляда от бледных пальцев, которые Олег облизывал.

– Где-где? Хотя какая разница? Честно говоря, не припомню. В последние пару лет мне часто приходилось ездить. Дела семейные… отец болел, а матушка, как ни крути, все же женщина. Женщинам не след разъезжать в одиночестве. Так вы не против, если я матушку обрадую?

– Чем?

– Известием о вашей женитьбе. Говорю же, женщина. А все женщины приходят в совершенно непонятный мне восторг, когда кто-то на ком-то женится. Тем более вы знакомы… На приглашение не напрашиваюсь, но думаю, она найдет способ поздравить. К слову, вас ждать на балу? Местные рады не будут… никак не будут.

Он потянулся за фруктовой корзинкой.

– Я вас утомил? Идите, право слово, а я останусь. Надеюсь, мне не придется скучать? Единственное, что примиряет меня с этим городом, так это чудесные девушки, которые встречаются здесь. Признаю, в провинции есть свое очарование.

* * *

На площади собрались люди. Еще не толпа.

Пока не толпа. Но Глеб отметил, что женщин среди собравшихся нет. И дети куда-то исчезли, как и голуби, которые, казалось, никого-то не боялись. Но нет.

И вправду крылатые крысы, чуют неладное.

– Эй ты, – крикнул издали парень фартового вида, и на солнце блеснул золотой его зуб. – Валил бы ты отсюдова, пока живой.

Люди загудели.

– И шалаву прибери свою! – раздалось откуда-то сбоку.

Глеб задвинул Анну за спину и тихо произнес:

– Не бойся. Они не настроены нападать. Просто пугают.

Пока лишь пугают.

Еще помнят и про закон, и про каторгу, и про кровь, которая даром не пройдет. Пока их слишком мало, да и страха недостаточно, чтобы преобразовался он в дурную хмельную ярость.

И Глеб позволил тьме выступить.

Она расползлась дымным облаком, поглотила и свет, и запах. На площади похолодало, а люди отступили. Кто-то охнул, кто-то ахнул и попятился, спеша убраться прежде, чем тьма наберет силу. Она же поглотила гнилые овощи, которых набралось с пару корзин.

Какая глупость. Или…

Мастер, которого можно закидать гнильем, смешон, а значит, и не так уж опасен. И это лишь проверка. Что ж… Глеб позволил тьме сформироваться. Он прекрасно помнил обличье выжлеца, и тварь вышла весьма правдоподобной.

Тьма обрела плотность. Плоть. Оскалилась, заворчала, дыхнув гнилью.

Раздался чей-то крик. Кто-то охнул. Звякнуло железо о камень, и давешний паренек прижался спиной к колонне. Он дрожал, не спуская с твари взгляда.

Площадь обезлюдела весьма быстро.

И голуби вернулись. Голуби, как выяснилось, плевать хотели на всю первозданную тьму с ее создателем вкупе. Не дожидаясь, пока развеется морок, голуби облепили корзины с гнильем. Хоть кому-то польза.

– Глеб? – Анна держала его за руку. – Зачем это было надо? И было ли надо?

– Было. Надо. Затем, что завтра они трижды подумают, стоит ли приходить с камнями к моему дому.

Или возьмут с собой не камни, а огненные артефакты, из тех, которыми разжигают доменные печи. Но об этом он Анне не скажет.

– Страх – обоюдоострое оружие. – Глеб обошел мотор и, открыв дверь, устроился на пассажирском сиденье. – Он может спровоцировать людей. А может предупредить.

Поверила ли?

И… нет, не испугалась. Он бы почувствовал, испугайся Анна. Она была встревожена, неспокойна, но по причинам вполне понятным.

– Детей стоит отослать.

– Не уверен.

Анна не спешила заводить мотор. Она положила обе руки на руль, прикрыла глаза, будто прислушиваясь к тишине, которая воцарилась на площади.