Солги обо мне. Том второй - Айя Субботина

— Ты не мог бы…

— Что? - перебиваю ее слабую попытку навязать мне свою волю. - Испариться из собственной квартиры? Снова оставить тебя без присмотра?

— Просто… отойди, - выдавливает она.

Брезгливости в ее словах больше, чем страха.

Именно это становится последней каплей в чашу моего терпения.

В конце концов, я слишком долго ждал, чтобы сейчас отказывать себе в удовольствии получить хоть что-нибудь.

Я протягиваю руку и мягко беру ее за подбородок. Она так исхудала, что пальцы сразу упираются в тонкие кости, на которые туго натянута синюшная кожа. Ника часто моргает, пытаясь скрыть страх, но все равно жмурится.

— Смотри на меня! - рявкаю я.

Мне нужен ее испуганный взгляд, потому что теперь - и еще какое-то время - я буду зависим от ее эмоций.

Ника распахивает глаза, обжигая меня какой-то почти ядовитой зеленью взгляда.

Надавливаю пальцами на ее подбородок, буквально выцеживая из тоненького горла стон боли.

— Ты - моя, Ника. - Наклоняюсь к самому ее носу, вдыхаю запах около губ. Даже сейчас, бледная и серая, она сумасшедше возбуждает меня своим запахом. - И когда я отчищу с твоей кожи вонь другого мужика, когда верну румянец на твои щеки, и твоя задница перестанет быть похожа на сковороду - мы снова станем мужем и женой. Со всеми теми вещами, которые должны быть между супругами. Но только от тебя зависит, буду ли я нежным и внимательным или…

Я позволяю себе слабость сильнее необходимого приложить ее затылком о стену. Гулкий удар – и тут же хлипкое тело становится мягким и податливым, сознание медленно гаснет в глазах. Приходится ее встряхнуть, пока Ника снова не фокусируется на моем присутствии.

— А пока мы заключаем маленькое перемирие, - «переключаюсь» на хорошего Олега, беру ее на руки, прижимаю к груди почти как ребенка, и несу в ванну.

Определенно, Сабурова с ее кожи придется отскребать щеткой для снятия ржавчины с металла.

Глава двадцать шестая: Венера

Глава двадцать шестая: Венера

Все это уже было.

Сначала он делает мне больно, пугает, выжидает момент, когда я начну захлебываться паникой - а потом отпускает, корча лицо доброго волшебника и старательно изображая влюбленного мужчину. Это его любимая тактика, и в другой, прошлой жизни, на меня это даже действовало, потому что случались дни, когда я действительно начинала думать, что схожу с ума. Ведь нормальный человек не может сначала ударить, а через секунду ласково гладить по голове.

Но Олег - это что-то другое.

Это что угодно, но точно не про нормальность.

Поэтому, когда он обещает в отместку за мою непокорность или попытки свести счеты с жизнью причинить боль маленькому ребенку - у меня не возникает даже тени сомнения, что именно так он и поступит. Ему плевать, что даже если я найду способ уйти из жизни и все равно уже не узнаю, как именно он будет сживать ребенка со свету - главное, что здесь и сейчас я буду испытывать муки совести.

Олег слишком хорошо меня знает.

Хотя, он знает все и обо всех.

В эту минуту, когда теплая вода начинает наполнять ванну и покрывает мои колени, я даже не хочу пытаться угадывать, как именно он меня нашел. У этого дьявола в арсенале миллион и тележка разных мерзких способов, которыми он добьется цели. Я и раньше это замечала, но тогда это касалось только бизнеса: по обрывкам случайно оброненных фраз, шуточкам, которые он отпускал в кругу близких друзей, было понятно - для удовлетворения своих амбиций мой муж не гнушается ничем. Подкуп, шантаж, угрозы… Многие другие грязные вещи, от одной мысли о которых мой рот наполняется слюной со вкусом гнили.

Еложу языком по вспухшим деснам и тихонько радуюсь, что Олегу, видимо, неприятно смотреть на мои отощавшие и изуродованные шрамами ноги, потому что он даже в ванну уложил меня в пижаме. А когда вода подымается выше по ногам, мягко, изображая заботу, одергивает ткань ниже коленей.

Я вздрагиваю, когда его пальцы задевают мою кожу, и от этого движения по воде расходятся неровные круги. Жаль, что, глядя на их гипнотический танец, я не могу нырнуть в ту глубину подсознания, где Олег больше никогда меня не достанет. Читала в какой-то документальной книге, что некоторым жертвам насильников, которые долгое время жили в плену, удавалось просто «выключать» себя и ничего не чувствовать. Поэтому они смогли выжить.

— К тебе будет приходить доктор, которую ты сегодня видела, - говорит Олег, подливая в ванну еще пены. Так, чтобы через минуту она покрывала меня всю, почти до самого кончика носа.

Что ж, ему действительно неприятно на меня смотреть, а значит какое-то время он вряд ли захочет ко мне прикасаться. Главное, не слишком бурно изображать радость от этого факта.

— Почему не Абрамов? - спрашиваю я.

Если буду молчать - он все равно заставит меня поддерживать разговор, но теми способами, которые доставляют ему удовольствие. Мне плевать на боль, но если вдруг Олег сейчас перестарается, то… Не важно, что он сам может стать причиной, по которой меня не станет, это никак не помешает ему издеваться над ребенком. Возможно даже больше, чтобы хоть как-то компенсировать потерю удовольствия от слишком быстрого выведения из строя другой, более интересной «игрушки».

— Прежде чем ты начнешь выходить из дома, хочу убедиться, что мы полностью друг друга понимаем. А ты осознаешь всю ответственность своих действий.

— Я не буду вскрывать себе вены, если ты об этом. - Все-таки нахожу силы, чтобы посмотреть на него. - Пока.

Хорошо, что под прикрытием пены не видно моих крепко сжатых в кулаки пальцев.

Мне больно на него смотреть. Он как страшное кривое зеркало всех моих ошибок.

— Прости, девочка, что я больше не могу верить тебе на слово, - отвечает он и тут же добавляет: - Пока.

— И когда это кончится?

— Что «это»? - Олег зачерпывает пригоршню воды и стирает что-то с моего лица.

Я крепко жмурюсь, когда чувствую его ладонь на своей щеке.

Лучше бы ударил.

— Ты стала категорически косноязычной, Ника, - слегка журит он. - А ведь раньше умела выражать свои мысли ясно и четко, и достаточно прямо. Всегда ценил в тебе это качество.

Дожидаюсь, когда он уберет руку, и делаю,