Записки у изголовья. Книга 2 - Тан Ци

и такую краткость можно было бы истолковать как дань обычной вежливости. Однако, если бы кому-то вроде Шэнь Е пришло в голову отделаться показной вежливостью, он бы вовсе не утрудился написать ответ.

Уголки губ Аланьжэ чуть изогнулись, на ее лице появился намек на улыбку. Старый управляющий, заметив выражение лица госпожи, поспешно подал все четыре драгоценности ученого[37], призывая ее писать.

Во втором письме Аланьжэ намеренно упомянула покои для работы в имении Ранней весны, чтобы помочь Шэнь Е скоротать время. Эти покои могли похвастаться гораздо большим собранием книг, чем комната, которую она сейчас занимала. О тех книгах она всегда заботилась сама, а вечером накануне прихода Шэнь Е добавила несколько новых. Среди собранных там книг ей особенно нравились путевые записки. Написаны они были мощно и вдохновенно, отчего ее собственные краткие заметки сверху сильно выделялись. Она положила их на нижнюю полку, куда обычно никто не заглядывал.

Естественно, Аланьжэ и словом не обмолвилась о тех записках в письме, только посоветовала гостю несколько редких старинных книг. Но когда Шэнь Е прислал ответ, состоящий всего из двух фраз, он упомянул, что заметки к путевым запискам свежи и интересны. Он предположил, что почерк принадлежал ей, и в обмен посоветовал пару своих любимых путевых записок.

Однажды Су Мое предложил Аланьжэ разгадать изящную игру в вэйци под названием «Узор тысячи книг». Она долго ломала над ней голову, но безуспешно. Когда старый управляющий принес шестой ответ от Шэнь Е, она тут же описала эту изящную игру в письме к нему. В тот же день она получила седьмой ответ. Два листа бумаги: на одном Шэнь Е расписал ответ на загадку Су Мое, на другом – описал не менее изысканную игру, которую предлагал ей разгадать.

К концу весны количество слов в его письмах постепенно увеличилось. Хотя писал он все еще очень сдержанно, сдержанность эта вовсе не походила на отстраненность первых писем.

Как докладывал старый управляющий, хотя в последнее время на лице досточтимого жреца ничего особо не отражалось, он все же казался более радостным, чем в начале. Разумеется, он не покидал имения Ранней весны, но иногда решал партии вэйци или делал наброски руководств по игре. Иногда приносил книги, чтобы посидеть в беседке Волнения сердца. Порой прогуливался и останавливался во внутреннем дворе. Только последним действиям досточтимого жреца – прогулкам с этими странными замираниями – управляющий не находил объяснения.

Но Аланьжэ знала, что делал Шэнь Е. В одном из последних писем он кратко обмолвился, что обнаружил глиняный горшок, который она закопала во внутреннем дворе. Шэнь Е разлил их по четырем кувшинам из белого фарфора. Вчера вечером он выпил полкувшина за игрой в вэйци. Он предположил, что она собрала пережившие морозы ягоды и дала им перебродить в горшке, затем запечатала его под землей на три четверти года. После этого высушила на огне семена выращенной осенью горчицы, замочила их в вине на полмесяца, чтобы добавить напитку аромат. В конце концов она запечатала его под землей еще на два года. Он спросил: угадал он или нет?

Разумеется, он угадал, точнее и не скажешь.

Старый управляющий также вручил ей белый фарфоровый кувшин вместе с этим письмом, сказав, что досточтимый жрец приказал доставить это вино госпоже Вэнь.

Это было двадцатое письмо от Шэнь Е.

* * *

Темной ветреной ночью Аланьжэ, прихватив белый фарфоровый кувшин, прошла весь путь до имения Ранней весны. Затем одним легким движением запрыгнула на камфорное дерево, росшее за пределами двора.

Это дерево стояло напротив комнаты Шэнь Е. Внутри еще тихо горела непогашенная лампа, в свете которой вырисовывался силуэт Шэнь Е в окне. Аланьжэ нашла местечко, где можно безмятежно улечься между ветвями, открыла кувшин и, попивая вино, посмотрела в закрытое окошко.

Когда она опустошила кувшин наполовину, то увидела Су Мое, очень кстати забравшегося на то же дерево. Он лениво сел на соседнюю с ней ветку и с ходу припечатал:

– Я наставляю тебя не первое десятилетие, но ты так и не поняла разницу между «глупо» и «романтично». Письма – еще куда ни шло, но пить вино под окнами возлюбленного – это уже совсем безнадежно.

Аланьжэ как раз устроилась очень удобно, ей было лень шевелиться.

– Неверно говорите, наставник. Если время неподходящее, место неподходящее и человек не тот, то пить в одиночестве – вынужденная мера. И сегодня я здесь от безысходности – ничего не могу поделать ни с временем, ни с местом, ни с собственными чувствами. В целом-то ничего необычного, все так же естественно, как рассвет и закат, цветение и увядание.

Она рассмеялась, подняла кувшин и сделала большой глоток.

– Безнадежно? Романтично? Конечно, романтично.

Едва слово «романтично» сорвалось с ее губ, как маленькое окошко внезапно открылось и оттуда быстро шагнула черная фигура. Веки Аланьжэ дрогнули. Когда Шэнь Е встал у стены лицом к ним, белый фарфоровый кувшинчик был уже надлежащим образом упрятан в рукав.

Верховный жрец в сюаньи стоял против ветра, а Су Мое с Аланьжэ одна лежала, другой сидел на ветвях самым грубым и неприличным образом. Шэнь Е нахмурился, обвел взглядом их двоих и бесцветно сказал:

– Вы двое явились столь поздним вечером, наверняка вам угодно дать мне ценные указания.

Су Мое поднялся и встал на верхушку дерева.

– Боюсь, я недостоин давать вам советы. Стоит такая дивная ночь, так и тянет обсудить труды древних мудрецов в чудесном месте. – Помедлив, он добавил: – Слышал, досточтимый жрец весьма сведущ в сокровенном учении чань-буддизма, не окажете ли нам честь скрасить время за беседой об учении?

Аланьжэ рассмеялась:

– Наставник, хотите, чтобы досточтимый жрец обсуждал с нами учение, сидя на стене?

Су Мое совершенно серьезно заявил:

– К обсуждению учения требуется подходить со всей искренностью. Слышал, Гаруда, что подле Шакьямуни, когда еще не обратился к буддизму, сел со своим заклятым врагом на одно и то же дерево, и ему вдруг открылись причины их вражды…

Шэнь Е смотрел на Аланьжэ в упор. Он вдруг спросил:

– Что за вино ты пила?

Она на миг опешила, но через мгновение к ней вернулось ее обычное выражение лица.

– Друг подарил, но только один маленький кувшинчик. Только что я его как раз допила. Боюсь, досточтимый жрец появился невовремя.

Су Мое посмотрел на них двоих, приподнял брови и улыбнулся.

– Друг, подаривший это вино, как раз завтра посетит имение. Если ваше превосходительство заинтересовалось этим вином, почему бы вам завтра самому не встретиться с тем другом?

Шэнь