Абандон. Брошенный город - Блейк Крауч

Услышав в темноте вздох отца, журналистка оставила Джун и подошла к нему.

– Что случилось? – спросила она.

Свет фонаря Кендала был направлен на нишу, находящуюся футах в пятнадцати от железной двери. В нише лежали с десяток рваных джутовых мешков. Лоренс снял со спины рюкзак, нервно вздохнул, сделал шаг в нишу, опустился на одно колено и сунул руку в один из мешков.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Куинн. – Они пустые?

Вместо ответа его коллега бросил что-то из темноты на пол штрека.

На камень возле ноги Эбигейл глухо шлепнулся брусок золота. За ним прилетел второй, а потом и третий. Девушка наклонилась и подняла слиток. В руке он выглядел небольшим, но казался непропорционально тяжелым для своего размера. Желтый металл тускло отсвечивал под лучом фонаря, а поверхность бруска портили выщерблины и сколы. На ощупь он был шероховатый и холодный, как кусок льда.

– Вы держите в руке более двухсот восьмидесяти тысяч долларов, – сказал Куинн.

В нише всхлипнул Лоренс.

Эбигейл вошла в нишу.

– Что такое?

Тот покачал головой.

– Слишком долго я этого ждал.

Коллинс тем временем уже просматривал другие мешки.

– Я насчитал шестьдесят один слиток, – объявил он наконец.

Кендал закрыл глаза и быстро произвел нехитрые подсчеты.

– Почти восемнадцать миллионов… Господи, у меня мурашки по всему телу! Посмотри! – Он посветил на свою дрожащую правую руку.

Обернувшись, Эбигейл увидела, что Джун ушла в другую часть шахты.

– Пойду посмотрю, что там и как, – решила девушка.

Она поднялась и прошла за миссис Тозер. Та брела в темноте, не обращая ни на что внимания, качая головой и невнятно бормоча что-то себе под нос.

– Что случилось, милая? Что с тобой? – заботливо спросила журналистка.

Джун оглянулась. Лицо ее было бледным как мел, а глаза провалились, так что она больше походила на мертвеца, чем на живого человека.

Затем миссис Тозер вдруг отвернулась, и ее вырвало на камни.

Стивен Коул поднял левую руку, и шум в подземелье начал стихать. Через какое-то время все уже молчали, и тишину нарушал лишь раздававшийся то здесь, то там детский писк. Стоя в центре пещеры, проповедник обвел взглядом испуганные лица жавшихся к стенам жителей Абандона – мужчин, женщин и детей.

– Давайте закроем глаза, – предложил он.

Люди обнажили и склонили головы. На детей зашикали, и они умолкли.

– Отец наш. – Стивен Коул опустился на колени. – В ночь рождения Спасителя мы предстали перед Тобой сборищем корыстным, злобным и продажным. Темный час настал. Мы вызвали гнев Твой, и потому я простираюсь пред Тобой и молю о прощении. – Проповедник прижался щекой к холодному каменному полу. – Я привел к тебе детей, Господи. Детей! Молю Тебя… – Голос его зазвучал тише. – Молю тебя. Освободи их. От страха убереги их, и, если возможно такое, пусть минует их чаша сия. – Слезы его стекали в трещинки в камне. – Милости прошу, Отец наш, милости прошу. Но не моя, а Твоя воля да исполнится. Во имя Сына Твоего. Аминь.

Потом Стивен утер лицо, поднялся, смахнул пыль с пальто и водрузил на голову фетровую шляпу, после чего подошел к городскому кузнецу – невысокому, пользующемуся всеобщим доверием и симпатией мужчине по имени Мейсон Стетлер.

– Мейсон, оставляю город на ваше попечение, – сказал проповедник. – Вы теперь капитан. Я выйду через эту дверь. Выйду один. Если услышите три стука с коротким интервалом, знайте – это я. Но ни по какой другой причине не открывайте. Лучше готовьтесь к войне.

– Береги себя, Стивен. Оружие есть? – спросил его кузнец.

– Есть.

Кто-то схватил Коула за руку. Он оглянулся и увидел Глорию Кёртис, испытующе и с надеждой смотревшую на него влажными от слез глазами.

Проповедник покачал головой и обнял ее.

– Зек уже с Господом, – прошептал он. – С вашим малышом. Крепитесь.

Ноги подкосились, и Глория с горестным воплем упала на каменный пол. Вопль этот заглушил еще один звук, донесшийся из ближайшего коридора – громкий, но короткий и резкий крик боли.

* * *

В туннель Стивен вошел со свечным фонарем, старым армейским «Кольтом» одноразового действия и дробовиком. Ступив на выступ, он погасил фонарь и сел на камень. Место было хорошее, защищенное. Солнце ушло, облака окрасились в синий цвет, а горы погрузились в серо-стальные сумерки.

Коул смотрел на затаившийся в мрачной глубине каньона Абандон, безжизненный и темный, думая о тех шести мужчинах, что отправились на перевал. Страшно ему не было – наоборот, проповедник испытывал необычную отстраненность, как будто существовал где-то вне себя и наблюдал за разворачивающимися событиями сверху, со стороны, без боязни и тревоги.

И все же он прислушивался, ожидая выстрелов и не зная наверняка, долетит ли их треск до него от перевала.

Скоро должна была наступить ночь. Он замерз, и у него разболелась голова.

Неожиданно внизу, в каньоне, замигали крошечные вспышки.

Проповедник очнулся. Руки у него тряслись от холода.

Процессия огоньков продвигалась через пустой город. Стивен достал из кармана два патрона, переломил двустволку и загнал патроны на место, приговаривая негромко:

– Разве над мертвыми Ты сотворишь чудо? Разве мертвые встанут и будут славить Тебя? Или во гробе будет возвещаема милость Твоя, и истина Твоя – в месте тления? Разве во мраке познают чудеса Твои, и в земле забвения – правду Твою?[22]

Охотники за скальпами добрались уже до северной окраины Абандона, и Коул видел, что они поворачивают лошадей к церкви, идя по следам, оставленным покинувшими город жителями. Его губы шевелились в темноте:

– Отче Мой! Если возможно, да минует меня чаша сия…[23]

* * *

Выйдя из коридора, Джосс села в сторонке, на краю пещеры, спрятав под шаль перепачканные липкой кровью руки. Какой-нибудь завсегдатай салуна, увидев ее без сопровождающего, мог бы удивиться отсутствию Эла, и тогда потребовалось бы внятное и достоверное объяснение.

Она как раз и пыталась сочинить что-то, что могло бы сойти за правду, когда снаружи, за железной дверью, грохнул выстрел.

Все охнули. Заплакали дети. Мейсон Стетлер призвал мужчин с оружием собраться у входа, и десятка два человек откликнулись и подтянулись к железной двери, где приняли некое подобие боевого порядка. Они ждали.