Абандон. Брошенный город - Блейк Крауч
Шрифт:
Интервал:
– Ты говоришь, что любишь правду, – бормотал он. – Так вот моя правда. Я уже не знаю, кто Ты сейчас. Я не понимаю, как Творец любви, милосердия и сострадания, Бог, опаливший мое сердце в Чарльстоне, может приказать слуге своему запереть в пещере целый город. Женщин! Детей! Чем мог обидеть Тебя ребенок? Или Ты не такой Бог, каким я Тебя считаю? Бог Давида… Бог Христа… Ты – начало и конец, какова бы ни была Твоя природа, но мне нужно знать, ошибался я в Тебе или нет. Поправь мое восприятие. Ты знаешь, я люблю Тебя. Я предпочел служить Тебе, отказавшись от женщины, чей образ до сих пор преследует меня в снах. Если любишь меня, Господи, если любишь хоть немного, дай мне тот покой, что глубже всякого понимания. Потому что мне так нужно. Мне очень это нужно. Я во тьме и, может быть, не увижу утра. Не отказывай мне в просьбе. Ради Тебя я погубил себя, и мне теперь так одиноко…
Стивен склонил голову, снова заплакал и вдруг почувствовал, как что-то коснулось его плеча. Он обернулся и отпрянул в страхе. Перед ним, в темноте нефа, стояла девочка с черными как смоль кудряшками и голодными глазами.
– Почему вы печалитесь? – спросила она.
Коул потянул капюшон и вытер им глаза.
– Ты меня напугала. Как ты выбралась из шахты?
– Я была здесь еще до того, как вы пришли. Пряталась от индженов.
– Тебе не нужно было оставлять маму.
Проповедник наклонился и поплотнее запахнул на ребенке кофту.
– Ты дрожишь. Посмотрим, можно ли это поправить.
Он поднялся, взял девочку за руку и повел ее к печке. На решетке, в напрасном ожидании воскресной службы, уже лежали скомканные страницы «Силвертон стандард энд майнер», а под ближайшей скамьей стояла плетеная корзина с высушенными еловыми шишками. Стивен взял пригоршню шишек и, разложив их на решетке, сунул в печь пару поленьев. Одного чирканья спички оказалось достаточно. Закрывать дверцу печки мужчина не стал, и вскоре пламя уже загудело, задышало жаром, бросая отсветы на стены, холодные половицы и сводчатый потолок.
– Подбирайся поближе, милая. Тебе надо согреться.
Гарриет протянула к открытой дверце озябшие руки. Стивен сел позади нее, положил на пол шляпу, поправил волосы и достал из кармана бутылочку.
– Вот, сделай глоток, – предложил он ребенку. – Это настойка арники.
Малышка вытащила пробку, отпила немножко и вернула бутылку проповеднику.
– А что за пятнышки у вас на лице? – спросила она.
– Ерунда. – Коул стер со лба, щек и губ липкие капли крови ее отца, а потом опустил руку в карман пальто, достал старый армейский револьвер и открыл зарядную дверцу за барабаном. Осталось три патрона. Такова воля Твоя, Господи? Чтобы я застрелил ребенка в затылок? Я сделаю это, ведь я Твой верный слуга, но пожалуйста… Пожалуйста. Если можно как-то по-другому…
– Хочу есть, – сказала Гарриет.
– Сейчас найдем что-нибудь для наших животиков.
Проповедник закашлялся, маскируя щелчок курка.
– А мне, мистер Коул, на Рождество подарили куклу, – похвасталась девочка.
Стивен сморгнул слезы.
– И как ее зовут? – с трудом выговорил он, приставляя дуло к ее затылку.
– Саманта. У нее рыжие волосы.
Мужчина знал, что потом его вырвет, и с трудом справился с желанием сунуть дуло себе в горло. Такова Твоя воля? Говори сейчас, или…
– У нее два платья, и больше всего я люблю расчесывать ей волосы.
Стивен положил палец на спусковой крючок, и тут оно пришло – покой разлился внутри него, словно теплый жидкий свет.
– Спасибо! – прошептал он и опустил револьвер в карман шинели.
Гарриет оглянулась.
– Вы снова плачете.
– Всё в порядке. Это слезы счастья. Господь так добр…
– А где все инджены? – спросила девочка, подняв голову.
– Сколько тебе лет? – спросил Коул.
– Шесть.
– Думаю, тебе пора узнать кое-что. Прошлой ночью со мною говорил Бог. Он сказал, что час суда над Абандоном настал и что я буду орудием Его гнева, Его серой и пламенем.
– Значит, никаких дикарей не было?
– Нет. Хотя временами Бог позволял мне верить, что они есть. Он показал мне язычников, когда я стоял на Пиле. Позволил мне поверить в ложь. Показал, как ее использовать.
– Тогда куда же все ушли?
– Ты веришь в Бога, Гарриет?
– Да.
– Твой отец огорчался из-за тебя? Ну, когда ты озорничала? Когда не слушалась?
– Да. Когда мамы нет дома, он бьет меня по попе ремнем. Железной пряжкой!
– Он и должен наказывать тебя за плохое поведение. Точно так же Бог есть отец Абандона, и все живущие здесь – Его дети. Но знаешь что?
– Что?
– Здешние люди были очень порочны.
– Почему?
– Они были жадными. Грешными. Они помешались на золоте, а некоторые поддались злу и делали плохие вещи с другими. Брали то, что не принадлежит им. Делали людям больно.
– Это плохо. Надо быть хорошими.
– Да, ты права. И вот поэтому Бог решил наказать всех, кто жил в Абандоне.
– А как же Бетани и мама?
– Даже их.
– Но они же не плохие?
– Послушай, Гарриет. Мы не должны сомневаться в Боге. Не должны спрашивать, почему Он наказывает одних и не наказывает других. Мы можем не понимать Его, но это наш недостаток. Мы можем только любить Его и слушаться Его.
Нижняя губа у малышки задрожала.
– Я хочу увидеть маму! – всхлипнула она.
– Ну-ну, милая, не надо плакать! Слушай. Бог сказал мне не наказывать тебя. Он любит тебя. Он знает, что у тебя золотое сердце. И Он хочет, чтобы я позаботился о тебе.
– А как же папа и мама?
– Это плохой вопрос. Не задавай его больше.
Гарриет отвернулась от Стивена к огню.
Он положил руки на ее хрупкие плечи.
– Пойдем в мой дом. Я растоплю печь и приготовлю нам ужин.
– А Саманту Бог наказал?
– Нет, милая.
– Она одна дома, на моей кровати. И ей страшно.
Коул поднялся. Он так устал, что мог бы лечь на свой набитый еловыми ветками матрас и проспать лет тридцать.
– Мы будем проходить мимо твоего старого дома и заберем ее, – пообещал он ребенку.
Затем проповедник помог девочке подняться и взял ее за руку. Они вместе вышли из церкви.
Ночь выдалась ясная. В небе поднималась полная луна.
Крошечные звездочки перемигивались между собой, и среди них тускло светился красноватый Марс.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!