Сегодня и вчера, позавчера и послезавтра - Владимир Новодворский

Он чувствует, что Она ускользает, что в этой игре Она делает слишком быстрые ходы и Он не успевает за ней..

– Поверьте, вам было бы хорошо со мной! Неужели вы не чувствуете этого? – с некоторым надрывом взывает Он и дотрагивается до ее пальцев, сжимающих очередную сигарету.

Она медленно отодвигает руку.

– Наша беседа была лучшим блюдом за ужином. Я благодарна вам за нее.

– Вы уходите? – Не получив ответ Он продолжает: – Справедливости ради, может, хоть объявите результаты игры?

– Извините, уже поздно, мне пора. Желаю вам хорошо повеселиться с друзьями. Они наверняка уже потеряли вас и волнуются.

Она встает, берет сумочку и, плавно покачивая бердами, направляется к выходу. Приостанавливается, поворачивается к залу и размышляет вслух:

– Возвращаюсь снова одна. Он интересен, он мужчина, но не мой. Уйди я с ним, утром пожалела бы. А может, буду себя ругать за то, чего не совершила.

Взмах ресниц и манящий удаляющийся силуэт. Он садится за стол к своим друзьям, растерянный, в глазах печаль, и обращается к зрителям:

– Запах этой женщины не дает покоя. Мучают противоречивые мысли: что-то ускользнуло, а ведь было совсем близко, но иногда поражение оставляет след ярче иных побед.

Официант убирает и заново сервирует их столик, размышляя вслух:

– Странный вечер. Странные люди. Странно расстались. Их нет, а слова остались, и что с ними делать, когда хозяев нет?

Свет гаснет, второе отделение закончилось. На губах вкус исчезающей женщины – умной, далекой и одинокой.

Личный пример обязательная составляющая любого дела, особенно когда нужно, чтобы работа спорилась.

К утру все закончили. Усталости я не чувствовал, радость решила пожить со мной, лица ребят стали за эту ночь светлей. Подошел командир роты.

– Все молодцы. Объявляю благодарность. Рядовой Радзиевский, начал здорово, постарайся теперь ребятам выбить что-нибудь на полевой кухне. Водитель уже ждет.

Машина тряслась по кочкам, подпрыгивала на ухабах. Множество дорог пересекалось и расползалось в разные стороны, усугубляя неопределенность пространства. Водитель бодро крутил руль и что-то хохмил, припевал и посвистывал. Он и сам походил на руль – круглый, с дырочками и сигналом посередине. Сил заткнуть его не хватало, разговор тек сам по себе, и мой собеседник был вполне доволен собой.

Въехали в лес. На поляне разместилась полевая кухня. Бочки на колесах с открытыми крышками источали запах каши, супа, тушенки, сладкого чая, соблазняя все смешать и заглотнуть, не глядя. Голод, свежий воздух, запредельные физические нагрузки – и вот уже инстинкты просыпаются, превалируют и руководят. Раздатчики сорвали голоса, убеждая, что хватит всем, но сытый голодного не разумеет. Настойчивый ефрейтор с зеленоватым лицом получил котелком по голове, каша обтекла и повисла у него ушах.

– Рота почетного караула, – гордо отчеканил я. – Распоряжение командующего срочно выдать паек.

Никто толком не понял, о чем это я, но бидоны стали наполняться содержимым котлов. Деликатесы в виде сахара и масла выдавались отдельно в виде большого количества кубиков. Пришлось выиграть еще одно сражение, доказывая необходимость двойной порции для солдат выше ста девяноста.

– Послушай, белый колпак, ничего личного, но за ребят обидно. Ты вот лошадей любишь? – спросил я, глядя в его отсутствующие глаза в надежде растрясти этот человекообразный студень.

– Причем тут кони? Давай забирай, что положено, не задерживай движение.

– Нас отбирали, как племенных лошадей: смотрели зубы, рост, осанку, телосложение, родословную. Мы встречаем королей и королев, принцев и принцесс, шахов и падишахов. Ты экономишь на любви к прекрасному, а эти ребята, как племенные рысаки, но тех почему-то ценят дороже. Каждый из них бесценен и неповторим, а мы их даже не кормим.

– Черт с тобой, бери доппаек и вали к своим жеребцам, Смотри, не перекорми, а то они еще и кобылок запросят.

На том и расстались. У каждого своя дорога, но общение не столько ее украшает, сколько придает смысл движению на пути познания себя через принятие других. Бидоны с едой весили прилично, мы с трудом дотащили их до машины, а поднять в кузов оказалось еще сложней. К моменту завершения погрузки подошел офицер, осведомился, куда едем, и сообщив, что нам по пути, забрался в кабину. Мне ничего не оставалось, кроме как забраться в накрытый брезентовым тентом кузов и расположиться на скамейке между бидонов. Плавно качнувшись, мы пустились в обратный путь.

Мерное рычание мотора нарушил гул, скорость и сила нарастания которого заставили вжаться в деревянную скамейку. Хотелось просто врасти в землю. Барабанные перепонки натянулись до боли, казалось, еще удар, и они не выдержат. Машина резко рванула вперед. В надежде разобраться в происходящем, я высунулся из кузова, и в это мгновение раздался взрыв. Я оглох, а водитель помчался на предельной скорости, петляя, как безумный. Я едва успел заметить самолет, решивший нас отутюжить. В этот же момент правую ногу словно обожгло. Странно – бомбят, стреляют, нога горит, грузовичок мечется, как загнанный зверь. Попытки разобраться с ногой пресекли бидоны, решившие устроить соревнования по прыжкам в высоту. Крышки с готовностью поддержали это начинание. Концепция «низы не хотят, а верхи не могут» получила новое воплощение – крышки хлопнули, как пробки из шампанского.

В такие моменты понимаешь, что казавшееся ужасным минуту назад было проявлением благосклонности судьбы. Лезгинка в сопровождении горячих, но неумелых партнеров – алюминиевых бачков, азартно преследовавших по всему кузову мои ноги – удалась на славу. Особенно бидоны радовались, если удавалось в очередном прыжке обдать меня кашей, супом и ошпарить чаем. Я понял, что долго не продержусь, оторвался от пола и распластался под крышей, вцепившись в раму. Красивый образ племенного жеребца мутировал в жалкого паука-переростка, неспособного не только охотиться, но даже сплести надежную паутину. Еще немного, и лязгающие бидонные крышки поглотили бы меня, но тут машина остановилась. Брезентовый тент приоткрылся, и внутрь сунулся водитель-руль. Перемена ракурса не повлияла на восприятие его расплывчатой улыбки – круглое тело со всех сторон одинаково.

– Ты чего туда залез? – Он внимательно осмотрел мою форму, и улыбку сменил смех, придавший рулю плавное вращение.

– Ну, ты даешь! Тебя как деталь на хорошем складе смазали, дотронуться страшно.

– Кончай ржать. Куда тебя понесло? Что произошло, чей самолет?

Спрыгнув на землю, я почувствовал, как гудят ноги. Кожа местами изрядно подрумянилась, а одежда жалобно просилась в отпуск.

– Мне-то откуда знать? На нем не написано. Сам натерпелся. И чего он к нам привязался? Офицер сам труханул, когда рвануло. Сказал, что они, конечно, переcтарались, брать звуковой барьер на такой высоте опасно для находящихся на земле. Я вообще подумал, бомбят. Ноги тряслись, по педалям не попадали, хорошо, руль удержал, швыряло из стороны в сторону, как на войне. Можно сказать, боевое крещение получили.