Сегодня и вчера, позавчера и послезавтра - Владимир Новодворский

Тома смотрела на меня так, будто только что побывала там, где это со мной произошло. Она разволновалась.

– Извини, я со своими глупыми вопросами…

Отвернулась и стала смотреть на Неву. Там плавали прогулочные кораблики, люди любовались городом и просто веселились, а я тут жути нагнал, похвастаться решил, вот я какой герой, да с татуировкой…

Наползли тучи, начало накрапывать, мы быстро оделись и спрятались под навес. Стремясь укрыть Тому от дождя, я прижал ёе к себе. От неё исходило тепло, даже жар – солнце так её разогрело, или она такая от природы? Я и сам горячий, но тут мне стало так жарко, хоть раздевайся. Мы постарались быстро добежать до остановки трамвая, чтобы не вымокнуть окончательно, но Томино платье прилипло к телу, четко обрисовывая его контуры.

– Можем заскочить ко мне. Я переоденусь, попьем чаю и сходим в кино.

Она это сказала так, как будто мы каждый день к ней заходили, и в этом нет ничего особенного.

– Конечно, я бы тоже с удовольствием выпил чаю.

Голос предательски дрогнул, и я поспешно взял себя в руки.

Вход был со двора, лестница темная и достаточно крутая, но я это замечал только потому, что не мог спокойно смотреть на покачивающиеся перед носом бедра.

Комната небольшая, стол, шкаф, кровать и ширма.

– Отвернись. – Она зашла за ширму. – Я быстро переоденусь и поставлю чайник.

Смотрю в окно, оно выходит во двор-колодец, но всё мое внимание сосредоточено на звуках, позволяющих представить, как она раздевается, вешает вещи. Мои фантазии резко обрываются:

– Все, я готова, садись за стол, сейчас накрою.

На Томе голубое платье, темные волосы распущены.

Она ушла на кухню, других голосов не слышно. Я не обратил внимания, сколько звонков на двери, поэтому не понял, коммунальная это квартира или отдельная. В комнате не ничего лишнего, но все аккуратно и очень чисто. На столе много книг, она учится на детского врача, говорит, это её мечта, и учеба в радость. Мне тоже учеба дается легко, но сказать, что она доставляет радость… нет. Вот волейбол, баскетбол, шахматы, преферанс – эти занятия действительно приносят удовольствие.

Тома принесла чай, предложила варенье, пряники. Варенье оказалось домашнее, с грецкими орехами. Она встала подлить мне чаю, я перехватил ее и посадил к себе на колени. Мы обнялись. Двигаться не хотелось, но что-то внутри меня толкало, мол, надо действовать. Я начал её целовать, волосы мешали, она убрала их с лица, мы коснулись друг друга губами. Ее губы они были горячими, нежными, я на них набросился и целовал без остановки, попутно пытаясь расстегнуть лифчик. Кое-какой опыт у меня имелся, но справиться не удавалось.

– Юра, куда мы торопимся? Нам лучше остановиться.

Она говорила спокойно и нежно, но это меня не останавливало, а толкало вперед. Наконец я справился с лифчиком, точнее с застежкой, а вот как его убрать, не снимая платья? Это хуже, чем высшая математика. Решил пойти другим путем, поднял Тому на руки и отнес на кровать, опять стал целовать и, уже не мучаясь с лямочками, забрался рукой под платье и начал стягивать белые трусики. Тома сжала ноги.

– У меня никого не было. Я думала, это произойдет как-то иначе.

Я в ответ бормотал что-то невнятное:

– Все хорошо, все будет хорошо…

Наконец мне удалось их снять, я тоже разделся и тут сообразил, что толком не знаю, как действовать дальше. Раздвинул её ноги и стал пытаться попасть туда, куда надо, но получалось не очень. Тома лежала на спине и только учащенно дышала, уже практически не сопротивлялась, но и не участвовала. Я пытался помочь себе руками, найти правильные движения, но всё куда-то упирался. Так продолжалось довольно долго, потом она снова сжала ноги, но я не оставил попыток войти в неё, и в конце концов мне это удалось. В процессе я так и не разобрался, просто накопленное желание само вырвалось на свободу. Мы лежали рядом, сознавая, что между нами что-то произошло, но оба чувствовали, что все как-то неправильно. Мне стало стыдно, что я так бестолково себя вел, а Тома встала, поправила платье и тихо сказала:

– Пойду в ванную, чай, наверное, остыл, тебе разогреть?

Я тоже встал, оделся.

– Нет, спасибо. Извини, мне надо идти.

Она проводила меня до двери, я быстро поцеловал её и вылетел, как будто опаздывал куда-то. Выскочил на улицу и почти побежал, разбрызгивая лужи, меня еще колотило. Я не понимал, зачем все это, почему Тома, почему всё так, почему я не могу правильно выбрать женщину. Ей нужно одно, мне другое. Может, потому, что я ее не любил? А то бы все получилось иначе, если бы любили не боялись, хотели бы ребенка. Но Шухатович, он же тоже без любви, и все у него хорошо. Наверное, каждому своё, и моё меня не радует, но радует, что я это понимаю.

Прогулка к Лениному дому пролетела, как одно мгновение, в танце снежинок и губ. Красивый дом с уютным садиком, просторная квартира. Мебель, книги, картины, ковры, декоративные безделушки. Все пронизано чувством любви людей, вивших это гнездо.

– Проходи, это моя территория.

Лена открыла дверь в уютную комнату, где мирно уживались макет интерьера современного коттеджа, незаконченная картина обнаженной женщины, несколько натюрмортов, вылепленные фигурки.

– Извини за некоторый беспорядок.

Она взяла меня за руку, и мы плюхнулись в мягкое лоно дивана.

– Можно покажу тебе свой фотоальбом?

– Конечно. Говорят, хочешь узнать, какой будет твоя девушка, посмотри на ее маму.

– Не уверена, что стану такой же красивой, как она.

В этот момент я вспомнил, как в школе одноклассница пригласила меня домой фотографироваться. Она приготовила одежду родителей, и мы предстали между огромным зеркалом и стоящим на штативе фотоаппаратом. При виде нашего отражения мне показалось, что я попал в клетку, не хватает воздуха, нужно срочно бежать. Гораздо раньше отец гонялся за мной с маленькой балериной в руках, которую я тоже безумно боялся. Разрываемая вата и сейчас вызывает неприятное ощущение, напоминая звук от прикосновения к её белоснежной пачке. Откуда берутся страхи? Как они сматываются в клубок? Кто способен помочь их распутать?

Переворачивая страницы семейного альбома, я начинал ощущать близость к незнакомой мне семье, это настораживало.

– Родители очень любят друг друга, по фотографиям сразу видно. А это мой брат, я тебе о нем рассказывала.

– А голый пупс со складками на всех местах это ты?

– Неправда, не на всех! – Лена нежно ударила меня, альбом соскользнул с колен, и я, обняв за плечи и узкую талию, мягко уложил её на диван. Волосы ореолом улеглись вокруг головы, она прикрыла глаза, а я, рассыпая поцелуи по губам, щекам, шее и еле сдерживая дрожь, развязал пояс платья и начинал спускать его с плеч.