Мойте руки перед бедой - Андрей Бронников

Доктора бросились делать искусственное дыхание в тщетной попытке реанимировать Ульянова. Это продолжалось около двадцати минут, впрочем, безрезультатно. Председатель Совнаркома умер.

Когда всё стало очевидным, Крупская и Мария Ильинична Ульянова, казалось, окаменели в креслах. Врачи устало расселись по местам. Бухарин неловко топтался в дверях – ему необходимо было сообщить в Москву, но он не решался уйти.

Теперь внезапно и в то же время вполне ожидаемо возникли новые заботы. Тишину нарушил странный звук. «И-и-и, и-и-и», – это едва слышно подвывала Дуняша.

Наконец профессор Осипов поднялся с места, подошёл к телу и хладнокровно поправил голову, положил руки покойного поверх красного одеяла так, как они и лежат до сих пор на всеобщем обозрении. Ему на помощь пришёл Рукавишников. Он сложил ставшую не нужной, ширму и отставил её в сторону.

Вечерняя мгла сменилась ночной теменью. Мрак опустился над усадьбой Горки. Мороз окреп. Казалось, всё вымерло в округе. Покой и зловещая тишина царили над деревьями, заметенными дорожками и заледеневшими прудами. Ясная луна освещала сугробы и темные провалы окон огромного помещичьего дома. Лишь в некоторых из них продолжал гореть свет. В конце концов, погасли все окна второго этажа. Это тело Ленина перенесли на первый этаж.

Трагическая новость медленно расползалась с запада на восток по всей России.

Через несколько десятков лет в таких же страшных мучениях, судорогах и полном безумии умерло созданное Ульяновым государство под названием СССР.

Январь, 21, 1924 г. Измайлово, Москва

Снежная мгла приблизила наступление ночи, и восемь часов вечера казались глубокой ночью. Тревожно шумел Измайловский лес. Холодный и пронзительный ветер настойчиво стучался в большие окна старого купеческого дома. Заледенелые деревья скрипели и кряхтели, из последних сил сопротивляясь непогоде.

В трудные смутные годы невозможно было, как следует, отапливать огромные комнаты с высокими потолками, поэтому скульптор – монументалист работал в поте лица. Именно интенсивный труд и ещё, пожалуй, бараний полушубок спасали его от холода. Привычные инструменты скульптора – зубило и молоток – также немало помогали в этом.

Прерывался Меркуров только для того, чтобы выпить кружечку горячего чая и перевести дыхание. Только что он влез на козлы, расстегнул для удобства полушубок и уже прицелился, чтобы нанести очередной удар, как в дальнем углу раздался телефонный звонок. Сергей Дмитриевич брать трубку не хотел, и первый удар был сделан.

Однако трезвон не прекращался и мешал сосредоточиться. Скульптор спрыгнул, положил инструменты на козлы, и телефон тут же умолк. Меркуров чертыхнулся и полез обратно, однако не тут-то было – аппарат вновь задребезжал. Сергею Дмитриевичу ничего не оставалось делать, как взять трубку.

– Слушаю, – сердито произнёс он.

– Что делаешь? – спросил звонивший – старый знакомый из Моссовета.

– Работаю, – таким же недовольным тоном отозвался Меркуров.

– Так поздно? – не унимался знакомец.

– Какое «поздно»? Ведь восемь часов только.

– А всё время будешь в мастерской? – не унимался моссоветовский чиновник.

– А ты прикажешь в такой мороз и пургу в лес идти? – съязвил Сергей Дмитриевич.

– Ну, прости. Работай! – наконец отстал приятель.

Скульптор положил трубку и, следуя совету, опять полез на козлы. Следующий звонок застал его как раз во время перерыва за чаепитием. Это случилось примерно через час.

– Ты всё работаешь? – деловым тоном прозвучал тот же голос.

– Да, – коротко ответил, не расположенный к долгому разговору, Меркуров.

– Прости, мы тут в Совете заспорили, хотим проверить: что необходимо, чтобы снять посмертную маску.

– Четыре кило гипса, немного стеариновой смазки, метр суровых ниток и руки хорошего мастера, – без лишних подробностей перечислил скульптор.

– Всё?

– Всё.

– Спасибо. Прости ещё раз за беспокойство, ты всё ещё будешь работать, никуда не уйдешь?

– Нет. Не уйду, – ответил Сергей Дмитриевич и раздражённо положил трубку.

Меркуров посмотрел в окно. Пурга разбушевалась не на шутку. Сергей Дмитриевич застегнул полушубок и направился к двери. Хочешь или не хочешь, а ставни надо было закрывать. Мужчина оглянулся на собаку. Та прижалась к печи и явно не желала его сопровождать.

«Идём, идём. Я за что тебя кормлю?» – строго сказал Меркуров, и собака нехотя поднялась. Через несколько минут они вернулись. Псина тут же улеглась у печи, а скульптор собрался продолжить работу. Вновь раздался телефонный звонок.

– Ну, что ты будешь делать!? Одолели, – проворчал скульптор и уже в трубку произнёс: – У аппарата.

– Сейчас за тобой придёт автомобиль. Приезжай в Совет, ты нужен, – строгим, не терпящим возражений, голосом произнесли на том конце и положили трубку. Меркуров и не посмел бы возражать – не те времена наступили. Настроение окончательно было испорчено, и неожиданно тревога охватила известного скульптора. Ждать пришлось недолго, очевидно, автомобиль был отправлен загодя до последнего звонка.

Раздался требовательный стук в дверь. К этому моменту Меркуров уже был готов. Достаточно оставалось только застегнуть полушубок. На улице его ждал незнакомец в кожаной тужурке. Автомобиля Сергей Дмитриевич не увидел, но не успел задать вопрос, как мужчина пояснил, что проехать не удалось. Пришлось идти по заметённой дороге, прикрывая мерлушковым воротником лицо от пронизывающего ветра. Несколько минут шагали, увязая в сугробах. Наконец за поворотом Меркуров увидел свет фар.

В автомобиле тоже было холодно. Ночные улицы столицы встретили скульптора и его сопровождающего неласково. Лишь в двух окнах здания Моссовета горел свет. Пустынные коридоры, мёртвые комнаты, тусклые дежурные лампочки, тишина производили тягостное впечатление. Сергей Дмитриевич невольно поёжился.

Меркурова провели в большую и ярко освещенную комнату. В дальнем углу за столом сидели два, вооружённых револьверами, человека. Увидев гостя, они одновременно поднялись со стульев и пошли ему навстречу. Поочередно протянули руки для приветствия.

Сопровождавший скульптора мужчина в кожанке указал на них пальцем и строго произнёс:

– Поедешь с ними.

– Куда? – взволнованно спросил Меркуров и покосился на револьверы. Сопровождавший незнакомец мрачно осклабился и сказал:

– А туда, куда надо. Приедешь и узнаешь. Автомобиль подан. Я прощаюсь.

– Итак, до завтра? – вопросительным тоном едва вымолвил Сергей Дмитриевич, но ответа не последовало. Тем же путём вернулись обратно, но уселись уже в другой автомобиль. Меркуров оказался посредине, а по бокам уселись двое в кожанках. То ли от ужаса, то ли от непогоды, Сергей Дмитриевич окончательно продрог. Машина ехала по Замоскворечью. Томясь в тревожных предчувствиях, скульптор внимательно следил за дорогой.