Не было нам покоя - Коул Нагамацу

Джонас скинул худи и положил на крышку унитаза за спиной. Подмышки его футболки были мокрые от пота.

У него не было почти никакого личного опыта взаимодействия с чужими голыми телами, и он не хотел давать ей понять, что смотрел порно. Может, она будет беспокоиться, что она какая-то ущербная. А может, подумает, что он грязная свинья. Умом Джонас понимал, что с ними обоими все в порядке, что каждый судил только себя. Но в действительности очень сложно было отключить голос, который судил его по законам какой-то абстрактной «нормальности».

– Я понимаю, почему тебе хочется, чтобы ты привлекал меня сексуально, – сказала Ноэми. – Мне ясно, почему это кажется важным. Печаль тут в том, что я бы и сама обиделась, если бы ты сказал, что я тебя не возбуждаю. Может, это потому, что наш мир в принципе помешан на сексе.

Она снова взяла его за руку и стала внимательно разглядывать костяшки, словно видит их впервые.

– Не могу даже подумать о том, чтобы представлять секс с кем-то еще. Похоже, для тебя это не что-то несерьезное. Может, я неправа?

– Нет.

Как бы неловко им ни было сейчас разговаривать, Джонасу все равно было сложно удержаться и не начать фантазировать о сексе с Ноэми. Это давалось ему с трудом, а потом он и вовсе оставил все попытки. Он не знал, заметит ли она и если заметит, то огорчится ли, однако надеялся, что нравится ей достаточно, чтобы она простила его тело за честное проявление чувств.

Ноэми ничего не сказала про его стояк, но вместо этого повела его в комнату. Когда она водила его по лесу, то тянула за собой уверенно, а теперь словно не была уверена, куда они направляются. Джонас почувствовал, что она дрожит, и обрадовался: его тоже потряхивало. Когда они добрались до кровати, она спросила, есть ли у него презерватив, и Джонас, пробормотав что-то невразумительное, метнулся из комнаты в коридор. Вернувшись, он запер дверь. Она сидела на краю кровати, и он прижался к ней тазом, пока она не легла навзничь. Она помогла ему снять одежду. Несмотря на то что она уже много раз касалась его – его груди, плеч, спины, – от прикосновения ее руки к животу кожа у него покрылась мурашками. Когда он снимал с нее трусы, она выгнула спину, но футболку оставила. Так иногда делали люди в кино, и Джонас не стал ее спрашивать и не попытался снять самостоятельно.

Сначала он долго трогал ее кончиками пальцев, и, хотя она не издала ни звука, Джонас внимательно следил за ее реакцией. Если нажать здесь, она напрягалась, а если провести пальцем туда, расслаблялась.

– А вот это как? – спрашивал он, пытаясь разобраться.

«Немножко резковато», – отвечала она – или: «Вот это расслабляет». На большее он не мог и надеяться. Ноэми направила его бедра к своим, и Джонас очень старался как-то подстроиться, но было похоже, что ему пришлось бы приложить больше силы, чем он хотел. Она прикусила губу, закрыла глаза, отвернулась.

– Не входит, – сказал он.

– Может, надо продолжать, – ответила она. – Не переживай, если покажется, что мне больно.

Но чем ближе он пододвигался, тем больше она отстранялась. Ноэми тянулась к нему руками, но остальное тело сжималось в несогласии. Джонас сел и тыльной стороной ладоней пробежал ей по бедрам.

– Ты это… полностью закрыта, – сказал он. – Я не хочу тебя заставлять. Ты как? Все в порядке?

– Я ничего. – Она накрыла лицо рукой и наконец расслабилась.

Он только сейчас понял, как она была напряжена до этого.

– Не заставляй себя, если не хочешь. Прости. Мне очень хотелось, чтобы получилось, но та часть меня, которая против, не дает мне ничего сделать. Это бессознательное.

Джонас глубоко вздохнул, и его грудь вздрогнула. Он медленно склонился набок, пока не лег, глядя на Ноэми.

– Ничего страшного. Это был наш первый раз. И мы не будем пытаться снова, пока ты не захочешь.

– Ты разочарован, – сказала она.

Ноэми тоже повернулась к нему лицом, и кудри окутали ей плечи. В ее голосе звучало беспокойство, но на лице читалось облегчение.

Хотя он и правда был разочарован, Джонас чувствовал и что-то еще. Он пока не мог разобраться в своих эмоциях, но даже блуждать среди них было лучше, чем ничего.

– Одно то, что ты попыталась… – Джонас подбирал правильные слова, но не был уверен, что они ему знакомы.

Он провел пальцем ей по талии.

– Одно это значит для меня очень многое… Что ты хочешь разобраться в своих ощущениях со мной вместе.

Она прикусила нижнюю губу.

– Ты, похоже, считаешь, что для меня секс – это самое главное в наших отношениях, но это не так.

Ноэми так говорила о неизбежном крахе их отношений, словно Джонас был помешан на сексе… Может, она в принципе была такого мнения о мужчинах, а может, и только о нем. Он этого не знал. Он ненавидел все, что заставляло ее чувствовать себя недостойной любви или сомневаться в его чувствах.

– Я хочу, чтобы ты поверила мне, когда я говорю, что это не так. Ты словно пытаешься предугадать, как именно мы друг друга разочаруем, и отталкиваешь меня, пока я не успел уйти сам. Но я никуда не ухожу.

– Ты очень проницательный, – сказала она, и голос ее звучал радостнее.

– Ну, стараюсь как могу.

Она улыбнулась.

Когда Эмберлин увидела Джонаса в школьном коридоре, грудь ей стянуло канатом вины. Они были заговорщиками. Поначалу ей не показалось, что брать дневник Наоми было плохо, но, когда Эмберлин узнала, что там написано, все поменялось. Сколько бы она ни врала себе, что это был дневник снов, а поэтому не заключал в себе ничего особенно личного, на самом деле ей просто хотелось узнать, что пишет Ноэми. Она не думала, что подруга как-то связана со смертью Линка. Может, как-то косвенно повлияла, но не так, чтобы ее можно было винить.

И все же, раз Ноэми так долго держала лес в тайне, Эмберлин нет-нет да и задумывалась, вдруг есть что-то еще, в чем она боится признаться. Как-то незаметно для себя самой она решила, что Ноэми нельзя доверять и что ей самой было допустимо вторгаться в личные дела подруги. Разочарованная собственным поведением, она даже Лайл не стала рассказывать о том, что произошло в комнате Ноэми.

НОЭМИ