Некама - Саша Виленский

бил по голове незаряженной гранатой, в общем, дети слушали, как и положено, раскрыв рот, да и мужчина, что спросил, с интересом внимал ему. А что? Рассказ знакомый, не первый раз выступает перед пионерами, за столько лет наловчился говорить как по писанному.

Дети похлопали «ветерану», повязали ему почетный красный галстук, он им отсалютовал, произнес извечное «Всегда готов!», учительница проводила до выхода из школы, жала руку благодарила. Симпатичная, в теле, ему такие всегда нравились, что поделаешь — деревенский стандарт красоты, с детства впитанный. Он усмехнулся, когда произнес про себя эту фразу.

Отошел от школы, тряпку красную снял, в карман сунул, разгладил награды на груди. Мимо шли люди, улыбались, поздравляли с праздником, какая-то девушка цветок подарила — гвоздику, вставил в петлицу. И какое-то время даже верил, что он ветеран, что это — и его праздник, радостный шел к автобусу.

У самой остановки его нагнал тот самый мужчина, отец кого-то там из 5-го Б. Смутно знакомый какой-то, откуда? Да нет, просто обычный мужик, на еврея похож.

— Дмитрий Сергеевич! Давайте я вас подвезу! Я на машине.

«Ветеран» посмотрел на желтые «Жигули», из которых махал ему папа этот. Ну, пусть подвезет. Не очень-то охота трястись в автобусе, потом еще от остановки столько пилить! Да и жарко сегодня не по-майски. Ладно, в честь праздника можно и пошиковать. Сел, назвал адрес. Пока ехали — болтали, мужик представился Борисом Ильичем («Точно еврейчик!», — подумал он), расспрашивал про войну, рассказывал про своего отца-партизана, про сослуживца-фронтовика, обычный праздничный треп.

Как бы между прочим, мужик спросил, читал ли он утренние газеты? Нет, не читал. Ну как же, воскликнул, протянул руку назад, сунул газету, а там шапкой: «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения».

— Ну и правильно! Бороться надо с этим, а то народ совсем спивается!

— Абсолютно с вами согласен, — подхватил мужик. — Поэтому пока еще возможно, приобрел я бутылочку «Посольской».

— «Посольская» — это хорошо, — рассмеялся «ветеран».

— Вы как насчет отметить наступающий праздник? Тем более сегодня праздник у меня — день печати, я же в этой сфере тружусь, а послезавтра — у вас. По паре рюмочек — нет возражений?

«Ветеран» замялся. Пару рюмочек было бы неплохо, но что-то внутри кричало: не делай этого! Тут что-то не то.

— Я, наверное, все же откажусь. Здоровье уже не то.

— Ну, как знаете!

Борис Ильич остановился у подъезда, подбежал, открыл пассажирскую дверь, подал руку, прям как даме. «Ветеран» оперся на руку, хотел встать, но почувствовал, как на запястье что-то щелкнуло — наручники! Огляделся вокруг, хотел позвать на помощь.

— Не позорьтесь, Василий Андреевич! («Откуда знает? Как?»). Сейчас прибегут люди, я им покажу удостоверение полковника КГБ, объясню, что проходит спецоперация по поимке фальшивого ветерана — оно вам надо? («Точно еврей! И говорит как еврей!») Так что сейчас спокойно под ручку входим в подъезд, едем на лифте на 4 этаж в 15-ую квартиру, а там уже поговорим, хорошо? И честное слово, выпьем по паре рюмочек, я вам обещаю, несмотря на Указ. Нам ведь есть, о чем поговорить, согласитесь?!

— Ну пошли, пошли, — просипел Горбунов, выбираясь из тесного автомобиля. А что он мог сделать? Если он и правда из КГБ — всему конец, ославит на весь город. А так, может, еще и договоримся.

В квартире Борис Ильич придвинул кухонный стол поближе к батарее, поставил рядом шаткую табуретку, и только после этого отстегнул наручник со своей руки, тут же перещелкнув его на трубу батареи. Горбунов хотел в этот момент резко рвануть руку, но только больно содрал кожу — мужик оказался сильнее. Тренированный, гад. Да и то сказать, почти полтора десятка лет разницы в этом возрасте…

Действительно поставил на стол бутылку «Посольской», две стопки, пошуровал в маленьком холодильнике «Саратов»:

— Что ж так бедно живешь, Горбун? — неожиданно взял совсем другой тон. — Что, ветеранских наборов давно не выдавали? Должны же были к такому-то празднику!

— Сегодня обещали в гастрономе отоварить, — мрачно ответил тот.

— Вот же ж! Надо было заехать, а то у тебя тут мышь повесилась! Хотя…

Борис Ильич придвинул себе второй табурет.

— Мы с сестрой когда в подвале от вас, подлецов, прятались готовы были и крысу сожрать. Ты, Горбун, крыс когда-нибудь жрал?

— Не привел Господь.

— Жаль. Теперь-то точно не попробуешь.

«Грозится, жидяра, такая уж у них манера. Если он и правда полковник гбшный, то ничего он мне не сделает. Отдаст под суд — мол, пусть тебя народ судит! — а там зачтут возраст, болезни, у меня ж ревматизм и сердце! Так что пусть пугает, я его не боюсь!»

Борис Ильич тем временем, разлил водку по стопкам, достал из «Саратова» кусок засохшего сыра «со слезой», накромсал начинающий черстветь батон, кивнул Горбуну:

— Ну, за победу! — и замахнул стопку. Поморщился — теплая «Посольская» была ничем не лучше всей остальной сивухи.

Горбунов хмыкнул, взял свободной левой рукой стопочку, аккуратно выдохнул и одним глотком влил в себя содержимое.

— Закусил бы, — предложил гбшный полковник. Горбунов только махнул рукой. — Ну, тогда по второй — и за дело?

Выпили по второй. Тут уже Горбунов отломил себе сыра, зажевал.

— Что, «после первой не закусываю»? — рассмеялся полковник. «Смотри ты, какой веселый». — «Судьба человека», как же, как же, знаменитый эпизод! А скажи-ка мне, ефрейтор Горбунов, когда вам тогда с Холат-Сяхыл удрать удалось, ты почему с Куликом за границу не рванул?

— Вот где я тебя видел! Вы ж с этим гбшником на 42-ом были, тогда, со студентами! А я-то думаю, что за рожа знакомая!?

— Рожа — это у тебя, Горбун. А у меня — лицо. Лицо простого советского человека. Понял, мразь? Повторяю вопрос: почему не ушел за кордон?

— С Куликом-то? — хмыкнул Горбун. — Вы ж меня ранили тогда. Когда манси до поселка Велс добрались, я уже без сознания был. Там меня Сашко и оставил помирать.

— Чего ж не помер? — Борис Ильич налил водку себе в стопку.

— Нашлись добрые люди из местных, выходили.

— А золотишко он, значит, с собой увез?

— Ты и про золотишко знаешь? Ну да, естественно. А ты думал, что он мою долю мне благородно оставил? Это ж Сашко.

— Да, действительно. Ну, давай… А в начальника моего кто стрелял? Ты?

— Нет, Сашко.

— Правильно, вали все на мертвого. Это тебя в зоне так обучили — на мертвых все грехи списывать?

— А что, Сашко — все?…

Борис Ильич кивнул.

— Откуда знаешь?

— Знаю. Мне ли не знать. Работа такая.

— Ну, значит его