Все дороги ведут в Рим - Роман Буревой

Место сбора всех – Виндобона. Но Гней Рутилий пока об этом ещё не знает. Постум усмехнулся, представив, как будет изумлён легат.

Придорожные кусты зашелестели, и на дорожную полосу метнулась пёстрая тень. Постум схватился за рукоять меча. И тут только понял, что огромный змей – это Гет.

– Ну ты меня и напугал!

– Обследую местность, – сообщил гений. – После многолетнего плена Палатина приятно немного размяться, поползать по травке, полежать, греясь на солнце, поглядеть на небо.

– Туллию не нашёл?

– Нет. Она наверняка вышла замуж за какого-нибудь местного минотавра, теперь живёт в пещере и через девять месяцев родит пару милых ребятишек с крошечными рожками. Кажется, она об этом мечтала.

Постум криво усмехнулся: шутка Гета ему не понравилась. И говорил Гет как-то наигранно весело – наверняка обманывает, прохвост. Но что он скрывает? Поди добейся! Если Гет не хочет – ни за что не скажет. А сейчас он явно не желает говорить.

– Где дом Нормы Галликан, ты помнишь?

Змей приподнялся и завертел головой.

– Вон там. – Гений снова нырнул в кусты. Постум последовал за ним. – А что ты намерен делать с Нормой?

– Взять с собой.

Змей метнулся назад и едва не сбил императора с ног.

– А вот этого делать нельзя, ты уж поверь хитроумному Гету.

– Почему?

– Потому что её советы разрушат любую систему, если она будет находиться внутри неё. Её дело – быть снаружи. И критиковать. Как Сократ. Помнишь, как он сравнивал себя с жалящим оводом, который не даёт лошади стоять на месте? Так вот, Норма – такой же овод. И пока она будет кусать тебя за бока и ягодицы, все будет в порядке. А вот позволить оводу заползти под тунику – это большая глупость. Ты будешь только хлопать себя по бокам и ничего не сможешь сделать.

– Так что же?

– Оставь её здесь. А потом пригласи в Рим. И пусть она там язвит и жалит. Когда заварушка кончится. И ты поблагодаришь её от всей души, вернёшь клинику, наградишь дубовым венком. Все, что угодно. Но сейчас – пусть остаётся здесь.

– Это подло.

– Это политика. Поверь старому гению.

– А потом я отдам власть, – прошептал Постум.

– Что?

– Так, ничего. Ещё один мудрый совет. Но не твой.

Постум сидел в триклинии с чашей вина. Поздний час, но он не ложился. Норма в своём таблине спешно писала наставление юному императору. Он возьмёт её послание, но не прочтёт ни строчки. На борту «Божественного Юлия Цезаря» будет раздумывать: выбросить или сохранить. Выбросить не посмеет: в Аквилее отдаст подвернувшемуся репортёру из «Вестника Лондиния» и спустя много дней все же прочтёт его – напечатанным отдельной вкладкой. Прочтёт и велит наградить Норму дубовым венком за то, что в её саду он видел бабочку с пурпурными крыльями и один бесконечный миг смотрел на мир сквозь полукружия бархатистых тончайших крыльев.

Постум все это представил, слыша поскрипывание стула за тонкой перегородкой, стук снимаемых с полки кодексов и время от времени шёпот: Норма проговаривала фразы, проверяла звучание. Примеривала и отвергала, как другие матроны примеривают шёлковые туники. Постум слышал, как в триклиний вошла Маргарита. Остановилась у двери.

– Меня возьмёшь с собой? – спросила то ли дерзко, то ли просительно. Постум отрицательно покачал головой. – Почему?

– Кто-то должен остаться с Нормой Галликан. Вы с ней – родственные души. Кстати, и Хлоя будет здесь.

– Может, ты ещё обрадуешь меня тем, что и Туллия останется? – язвительно спросила Маргарита. Она знала, что Туллия исчезла и Постум безрезультатно её искал.

Император нахмурился:

– Не встречал в своей жизни более бестактной особы. А Гет ещё считает, что я должен на ней жениться!

Марго сначала показалось, что она ослышалась. Потом…

– Что говорил Гет? – переспросила, теряя свою восхитительную дерзость.

– Что мне выгодно заключить с тобой брак. Ты – единственная дочь покойного императора Руфина, и будет здорово, если я, сын Элия, женюсь на тебе. Что-то вроде примирения, прощения. И прочая ерунда. – Постум отставил чашу и поднялся. – Б принципе, я ничего не имею против этого плана. Бот только… Вдруг я не выдержу и прикончу тебя после очередной твоей идиотской фразочки?

– Дурацкий розыгрыш! Зачем ты это придумал?!

Постум пожал плечами: не хочет быть дочерью императора – пусть не будет. Его даже не удивило её возмущение. Он чего-то такого ожидал и почти понимал её: обидно узнать, что ты не тот, кем считал себя так долго. Однако Постум рано начал её жалеть: мысли Маргариты сделали совершенно немыслимый скачок:

– Раз я дочь Руфина, – заявила она, – значит, я могу…

– Нет, ты ничего не можешь. Ничего! – Он сделал запрещающий жест перед её лицом. – У тебя есть только имя. Как у Нормы Галликан. Только у неё одна репутация, у тебя – другая.

Она почему-то более не стала протестовать, присела на ложе и попросила жалобно:

– Оставь Гета с нами.

– Ты смеёшься! Как я могу его оставить? Он сожрёт весь остров. А потом сам сдохнет с голоду.

– Я отправлюсь на войну?! – воскликнул Гет обеспокоенно, выползая из кухни. Голова его уже была в триклинии, ну а хвост ещё рылся в совершенно пустом кухонном шкафчике. Опять подслушивал по своему обыкновению. – Я что же, возьму винтовку и буду стрелять в варваров?! Чем мне прикажешь нажимать на спусковой крючок? Хвостом?

– Друг мой, ты мне нужен как военный советник. Как политический советник. Как гений, – прибег Постум к обычному в таком случае средству – к лести.

– В чем я ничего не понимаю, – признался Гет, – так это в военном деле.

– Но в политике и философии тебе нет равных. Поговорим о философии, Маргарита. – Постум сел рядом с девушкой, взял её за руку.

– О философии? – Её голос дрогнул.

– Да, о том, что добродетель сама по себе является источником счастья. И значит тот, кто награждён добродетелью, уже награждён сверх меры. Как ты. – Он обнял её и привлёк к себе. Нежно, но настойчиво. Она не сопротивлялась.

– Тебе нужна награда?

– О да… Ведь у меня нет твоей добродетели. – Он прижался щекой к её щеке. Его голос звучал тихо, вкрадчиво.

– Но добрые дела… которые… – Голос ей вдруг изменил. – Когда ты их творишь… они…

– Добрые дела… – эхом отозвался Постум и коснулся её губ.

Она и не думала его оттолкнуть. Поцелуй следовал за поцелуем, Постум не торопился. Жаль только, что он должен утром уезжать. Всего одна ночь!