Большие дела - Дмитрий Ромов

заставленным консервами столом сидят мужики с перекошенными от выпивки рожами и забыченными, залитыми шарами. Смрад и разруха. Тлен.

─ Ну, за возвращение блудного сына! ─ орёт кто-то. ─ До дна, Трыня! До дна!

Видно все мы должны испить эту чашу до дна. Андрюха сидит за столом и едва не падает. В руке он сжимает стакан с прозрачной жидкостью. Его взгляд падает на нас с Большаком, но ничего не происходит, будто он нас не узнаёт.

─ До дна! ─ орут смурные собутыльники и он, как зомби, исполняющий приказ, подносит стакан ко рту.

21. Первым делом самолеты

Инстинкты срабатывают раньше разума, и я дёргаюсь вперёд, в один прыжок подскакивая к Трыне. Он не успевает сделать и глотка, как кубок с ядом оказывается выбитым из его руки и взлетает высоко над поверхностью стола, над этим скудным жертвенным пиршеством, прерывая инициацию, могущую забрать жизнь некрепкого подростка.

В комнате воцаряется мёртвая тишина и все взгляды оказываются прикованными к совершающему медленные вращательные движения стакану и выплёскивающейся из него, как из сопла ракеты, густой прозрачной реактивной струе.

Я хватаю зачарованного Трыню за шкирку и, прежде чем племя людоедов осознало ситуацию, срываю его с места и тащу к выходу. Алконавты начинают выходить из ступора и рычать, не в силах простить вторжение и, главным образом, расточительное и преступно неуважительное отношение к главному продукту их жизни.

Платоныч перехватывает Андрюху и тащит его к выходу, а я оборачиваюсь и держу оборону от преследователей. Вернее, только одного и как всегда вооружённого тесаком. Он, конечно, злой и агрессивный, но тут и говорить не о чем…

Ого! Вообще-то есть о чём. Он делает очень опасный выпад, и я едва успеваю отскочить, но так, что острие ножа чиркает по куртке, оставляя белый пушистый синтепоновый след. Ах, ты собака! Новая импортная куртка! Ах, ты собака!

Я ухожу в сторону и выставляю блок, но он не теряется и наносит удар левой, от которого я едва успеваю уклониться. Орк щерится, пытаясь слепить блеском золотой фиксы, но нет, со мной такие номера не проходят.

Доворачиваю его по ходу движения и, пока он следует за своим увесистым кулаком, оголяя тыл, бью в основание черепа. Хорошего отдыха, братишка. Но этого мало, как в фильмах про оголодавших зомби, пока я разбирался с одним, остальные подобрались и окружили полукольцом, норовя отрезать пути к отступлению.

Они производят нечленораздельное мычание и тянут ко мне руки со скрюченными гниющими пальцами. Бр-р-р… Как колобок, успешно ушедший от дедушки с бабушкой и прочих бесхитростных персонажей, я выворачиваюсь следя, чтобы их отравленные когти не коснулись моей плоти.

Приходится вырубить одного… нет, двух самых активных и прытких и, пока толпа вбирает в себя тела павших собратьев, выскакиваю из этого довольно жуткого места. Платоныч с Трыней к этому моменту уже выходят из подъезда. Перескакивая через ступени, я мчусь к ним.

─ Чего?! ─ истерит Трыня. ─ Чего вы сюда припёрлись?! Зачем я вам нужен, если я такой предатель и вы мне не доверяете? Чего вам от меня надо? Спасать пришли? Поздно! И незачем меня спасать, если вы мне, всё равно, не верите. Не надо мне от вас ничего!

─ Андрей, ты выпил? ─ спрашивает Платоныч?

─ А вам-то что!

─ Садись в машину, поедем домой и поговорим там, не при водителе, без посторонних. Ты меня понял?

─ Не поеду я никуда! ─ в запале кричит он. ─ Если доверия нет…

Не давая ему договорить, я сгребаю его в охапку и, запихнув на заднее сиденье, сажусь рядом. Платоныч, не давая опомниться, обегает машину и садится с другой стороны.

─ Домой, ─ бросает он водителю, и мы трогаемся, рвём с места, уносясь из этого подлого места.

Трыня затихает и всю дорогу сидит с закрытыми глазами. Когда мы приезжаем, он тихо и спокойно заходит в подъезд и поднимается домой.

─ Андрей, ─ говорит Платоныч, ─ пойдём на кухню, выпьем кофе. ─ Хочу ответить на твои вопросы. Мы приехали за тобой, потому что мы не чужие люди и мы беспокоились.

Трыня, насупившись, молчит.

─ И, ─ продолжает дядя Юра, ─ мы договорились, что теперь мы семья. В семье могут быть проблемы, недопонимание и даже, как это ни печально, ссоры. Но сила семьи в том, что все эти трудности можно преодолеть вместе, совместными усилиями. Только оставаясь внутри семьи, а никак не уходя из неё.

Андрей тяжело вздыхает.

─ Я знаю, у тебя трудный период, девушка оказалась не такой, как ты думал…

─ Это я оказался не таким, ─ мрачно говорит Трыня. ─ Это я не такой, поэтому от меня все отворачиваются.

─ Мы не отвернулись, ─ отвечает Платоныч, ─ и никогда не отвернёмся. Да, я знаю, сейчас трудный период у всех нас. И меня часто не бывает рядом, и Егора тоже. Но искать помощи ты должен в первую очередь у нас, а не на стороне. Хороших людей много, но есть и такие, как Снежинский.

Трыня поджимает губы, но ничего не отвечает.

─ Эдик донёс на Платоныча, ─ говорю я. ─ И его арестовали по его наветам. Он наш враг и твой тоже. Тем он и мерзок, что воспользовался твоей доверчивостью только ради того, чтобы сделать больно мне и дяде Юре. Да и тебе, в конечном итоге. Да, я усомнился в тебе, подумал, что это ты сказал про Чурбанова. Я знаю, что ошибся в тебе, прости. Я прошу за это прощения, просто слишком уж все факты сходились на тебе, но в этом тоже виноват Снежинский, разобщить нас было его целью.

─ Я ему ничего не говорил, что могло бы навредить отцу или тебе, ─ опустив голову, говорит Трыня.

─ Я уже знаю, ─ киваю я, ─ но, хочу тебе сказать, отец не верил, что ты можешь выдать инфу, которая нам навредит. А я усомнился и теперь очень жалею. Прости…

─ Ладно, ─ после небольшой паузы, говорит Трыня и машет рукой. ─ Я ведь сам виноват. Ты же мне всё объяснил, а я всё равно хотел делать по-своему. Просто… просто он… ну, про Юльку… В общем, да, теперь я понимаю, что он мне голову заморочил… Простите меня, я дебил. Ненавижу себя за это. Думал, вы никогда не простите, поэтому и ушёл. Думал… думал, вам так лучше будет… Без меня…

─ Нет, Андрей, ─ машет головой Платоныч. ─ Не будет без тебя лучше. Я, правда, подумал, будто ты решил, что тебе самому лучше будет в старой жизни.

─ Нет,