Зеленый Марс - Ким Стэнли Робинсон

Что за глупость!

«Поэтому сойдемся на том, что культурных полиплоидов не существует», – подумал Сакс. Есть определенная историческая ситуация, череда того, что произошло ранее, – принятых решений, а также их последствий, охватывающих целую планету. Они эволюционировали или, лучше сказать, развивались, в принципе, беспорядочно. Бессистемно. С такой точки зрения можно было рассуждать о некоем сходстве между историей и эволюцией. И то, и другое явилось следствием непредвиденных обстоятельств и цепи случайностей, а значит, здесь имелись общие схемы развития. Но разница, особенно на временной шкале, была столь велика, что сводила всю схожесть к литературной аналогии.

Нет, лучше концентрироваться на гомологиях – структурных сходствах, которые отражают реальные физические отношения. Возможно, так Сакс придет к нужному выводу. И это, конечно, будет ближе к научному методу. После столкновения с Филлис он хотел хотя бы подобия ясности.

И Сакс снова погрузился в изучение растений. Множество организмов, найденных им в каменистой пустыне, обладали опушенными листьями и плотной структурой, защищающей от жесткого марсианского ультрафиолета. Подобная адаптация вполне могла быть примером гомологии, при которых виды, имеющие одного предка, сохраняли общие родственные черты. Или же это была конвергенция, при которой виды разного типа становились схожи в силу функциональной необходимости. Нельзя отрицать и роли биоинженерии: конструкторы могли добавлять одинаковые качества разным растениям, чтобы они имели равные преимущества.

Для того чтобы прояснить вопрос окончательно, требовалось идентифицировать растение, а затем проверить записи сотрудников «Биотика», понял Сакс. Ему очень хотелось узнать, какой вид был целиком и полностью сконструирован командой по терраформированию. Лаборатория «Биотик» в Элизии, работавшая под руководством Гарри Уайтбука, проектировала значительную часть самых успешных растений, особенно осоку и траву. Проверка по каталогу показывала следы генного вмешательства, а это означало, что сходство было частично обусловлено конвергенцией. Уайтбрук внедрял свои характеристики, вроде опушенных листьев, почти в каждое выращенное им растение.

Хороший пример из истории имитации эволюции! А поскольку они стремились создать биосферу на Марсе в кратчайшие сроки (возможно, в сто семь раз меньшие, чем время, затраченное на это на Земле), им придется постоянно вмешиваться в процесс эволюции. И марсианская биосфера не станет филогенезом, кратко повторяющим себя в онтогенезе – что за сомнительный термин! – но будет кратким резюме всей истории эволюции. Или имитирует ее в тех пределах, которые допустимы на Марсе. Или направит вперед. История будет дирижировать эволюцией. Какая грандиозная мысль!

Уайтбук подходил к задачам со вкусом. Он разводил лишайники с глубоко расположенной корневой системой, которые преобразовывали соль в почве в своего рода пористые коралловые структуры. Новые растения становились похожи на оливковую или темно-зеленую массу семикристаллов. Ходить между ними было все равно что блуждать по лабиринту в лилипутском саду, покинутом и занесенном песком. Отдельные скопления растений были сломаны или покрыты причудливыми трещинами. Они даже выглядели больными и неуклюжими! Этот псевдонедуг, казалось, заставил окаменеть еще живые растения, обрекая их на тяжелое существование внутри покореженных малахитовых и нефритовых ножен. Но то были вполне удачные экземпляры. Сакс нашел несколько таких коралловых лишайников, растущих на гребне западного ребра морены, а также в более сухом реголите – за его пределами.

Он провел там пару дней, изучая все виды. Однажды, пересекая гребень, он оглянулся на ледник и заметил песчаный вихрь, который закручивался над Ареной. Сакс невольно залюбовался сверкающим рыжим мини-торнадо. Спустя минуту на Арену налетел чудовищный ветер с порывами, по крайней мере, сто километров в час. Вскоре ураган усилился уже до ста пятидесяти километров. Сакс, недолго думая, сразу же скрючился за поросшим лишайником ребром. Порой он поднимал руку вверх, чтобы оценить скорость вихря. Однако он столкнулся с непредвиденными сложностями. Уплотнившаяся атмосфера повышала силу ветра, и порывы казались более быстрыми, чем были на самом деле. Все оценки, основанные на опыте, полученном в Андерхилле, теперь никуда не годились. Постепенно ветер ослабел до, наверное, восьмидесяти километров в час. Но положение оставалось трудным – повсюду кружил песок, ударяющий прямо в лицевую панель и снижающий видимость метров до ста. Проведя час в ожидании, пока буря стихнет, Сакс сдался и вернулся на станцию. Он шел по леднику аккуратно, двигаясь, как черепаха, от флажка к флажку, чтобы не сбиться с тропы. Последнее было особенно важно, если он хотел оставаться в стороне от опасных зон, испещренных трещинами.

Перейдя ледник, Сакс направился к станции, думая о буйном торнадо, который предшествовал приходу ветра. Что за странные дела! Очутившись в безопасности, Сакс вызвал метеорологический канал и просмотрел всю информацию о погоде на день, а потом уставился на спутниковый снимок их региона. Очаг циклона надвигался на них с Фарсиды. При уплотнившейся атмосфере приходящие оттуда ветра стали по-настоящему сильными. Возвышенность всегда будет точкой привязки для марсианского климата, полагал Сакс. Большую часть времени в северном полушарии воздушные течения будут подниматься вверх и огибать северную оконечность, точно так же как земные северные течения огибали Скалистые горы. Но каждый раз в этот момент воздушная масса будет переваливать через край Фарсиды между вулканами, по мере подъема оставляя содержащуюся в ней влагу на западном ее склоне. Затем дегидрированные массы устремятся вниз по восточному склону, формируя мистраль, сирокко или фён. Да уж, с такими быстрыми и мощными ветрами у людей явно будут проблемы! Некоторые города под куполами, расположенные на открытых пространствах, оказывались под угрозой. Возможно, придется вернуться в кратеры и каньоны или срочно укрепить купола.

Сакс размышлял о климате, и вопрос с погодой показался ему столь волнующим, что он захотел бросить ботанические изыскания и полностью погрузиться с метеорологию. В старые времена он поступил бы именно таким образом, нырнул бы в эту область науки на месяц или на год, до тех пор, пока его любопытство не было бы удовлетворено. Конечно, он сумел бы внести вклад в решение насущной проблемы…

Но то был сумбурный подход, ведущий к бессистемным экспериментам, даже к определенному дилетантизму. Теперь он стал Стефаном Линдхольмом, работающим на «Биотик», и должен отказаться от метеорологии. Сакс бросил тоскливый взгляд на спутниковые фотографии с заманчиво закрученными облаками и вздохнул. Он мог бы рассказать коллегам о вихре и, не напрягаясь, поболтать о погоде в лаборатории или за ужином. Кроме того, ему надо заниматься экосистемой Арены и растениями, решая вопрос их выживания! А поскольку он лишь недавно почувствовал на собственной шкуре особенности Арены, то ему нужно быть осторожным. Возможно, ограничения, накладываемые его новой личностью, были не так уж плохи… Вероятно, ему придется сосредоточиться на чем-то одном, хотя он был не склонен к этому еще со времен защиты своей диссертации. Однако преимущества концентрации становились для него все более и более очевидны. Она могла сделать его самым талантливым из ученых.