Власть долга - Владимир Привалов

Элса кивнула:

– Первый выход вот-вот будет готов, и я…

– И ты придержишь соль здесь! – потер ладони Элам и хищно осклабился. – И этот выход соляного обоза, и следующий. И каждая новая имперская мера будет оседать в наших подвалах… Они здесь сухие, хорошие. Я проверил!

Элам заходил по балкону туда и обратно, приговаривая под нос:

– Они думали – схватили старшего Эттика за яйца, забрались на мои склады? Запустили лапы в мою мошну… Проклятые дурни, глупцы. Я вслед за Паготом-хохотуном надорву живот со смеху! Элса! Отписывай, что вся соль уже отправлена согласно уговору! На дорогах Империи нынче такой разбой творится на каждом перепутье…

Элам уставился на Долинный тракт, желтой пыльной стежкою жмущийся к голубой полоске Джуры. По дороге медленно ползли возы с уложенными длинными бревнами строевого леса. Элам уставился на них и подпрыгнул на месте:

– Пагот Превеселейший! Знатную шутку ты нашептал мне!

Элса встревоженным взглядом посмотрела, как отец подхватил кувшин и плеснул остатки во двор. Вино пролилось на плешь пробегающему внизу слуге, и отец захохотал, счастливыми глазами глядя на дочь.

– Воистину! Сегодня сам незримый Пагот ведет меня, Элса! – Эттик обвел рукой просторные навесы и постройки вокруг, а затем ткнул пальцем в далекий обоз. – И все земляное масло, которое из Колодца повезут в Атриан, мы оставим у себя.

Отец не сошел с ума! Элса посмотрела на взъерошенного, красного от восторга отца и рассмеялась вместе с ним. Да Сивен себе кишки от отчаянья на кулак намотает, когда земляное масло не придет в срок!

– Соль! Розовая соль, о Превеселейший! – молитвенно сложил ладони Элам, глядя в небо. – Вот уж знатный товар! Соль всем желанна: и имперцам, и лакасам… Пусть земляное масло кочевникам и ни к чему, но розовая крупная соль…

– В степях хватает соли, – справедливости ради возразила Элса.

– Нет, дочь! – запальчиво возразил Элам. – Дикари плавят изысканную золотую утварь в грубые обручи и носят их на шеях, разносят искусные статуи в пыль… Но драгоценности!.. Драгоценности и украшения они увозят своим женам и наложницам. Уж за розовой солью, которая в Империи достается лишь лучшим из лучших, начнется такая охота! Соляная мера измерит глубину дикарской жадности! В степях достаточно грязной серой соли – но у нас иной товар, достойный императора… Доблестные воины и вожди привезут нам на обмен все: и статуи, и рабов, и драгоценности. Все!

– Скорее они захотят взять соляные копи под свою руку, – возразила упрямая Элса.

– Верно! – воздел палец Элам. – Верно, дочь! И потому я завтра же отправлюсь на строительство, ведь Арратою не хватает мулов… А я поговорю с инженером – узнаю, чего недостает ему. Затем заеду в гости к танасу Гимтару и пролью ему под ноги дождь из золотых монет. Я дам ему все, что он попросит… Все, и даже больше! Лишь бы стена устояла!

Элса покачала головой. Отец великий человек: еще утром его торговые склады в далекой Арне оказались опустошены обнаглевшей беспутной стражей престола, а уже днем мановением руки подвалы имения наполнились драгоценной розовой солью!

– Когда копыта коней лакасов загрохочут по дорогам Империи, немало достойных мужей прибегут, взмыленные, в горы, просить убежища. В поездке к толгувам я видел покинутые села северян высоко в горах. Отчаявшимся беглецам убогие лачуги дикарей покажутся дивными дворцами, за которые ничего не жалко отдать… Пожалуй, и об этом нужно потолковать с танасом.

Элам Эттик поспешил к рабочему столу и положил перед собой чистый лист. Через мгновение он склонился над столешницей, размашисто черкая свинцовым карандашом.

Элса оглядела с балкона крепкое, добротное имение. Пожалуй, ей здесь нравится… Еще бы дан Рокон вернулся поскорее… Она положила ладонь на живот, прислушалась к себе.

«Отец прав. Стена должна выстоять. Должна. Во что бы то ни стало…»

– Джогаш, – ласково позвала Наула, и мохнатый приятель тотчас навострил уши. – Умница, вот имя свое ты уже выучил…

Джогаш не отводил глубоко посаженных черных глаз от котелка с густым пряным варевом. Стряпня исходила паром. Он шумно дышал, из пасти повисла ниточка слюны, но Джогаш слушался хозяйку. Нельзя – значит нельзя.

Запросто заявиться на кухню в господском доме, где готовили изысканные яства для дедушки и мамы, Наула не могла. Вести мигом бы разлетелись по имению, добрались бы и до мамы. И потому девочка проскользнула в дальнюю пристройку, где толстый распорядитель щедро отсыпал Науле простой, но сытной еды. В ответ на просьбу ничего не сообщать Голосу Империи добряк только вздохнул и прикрыл глаза.

– Невместно госпоже кушать стряпню для слуг, – прогудел он в спину Науле, но та даже не обернулась.

– Еда, – медленно произнесла девочка, указывая на котелок. – Повтори…

Лишних глаз возле Голубиной башни отродясь не водилось, а голубятник, едва завидев приметную парочку, мигом запер дверь и забрался наверх. Научился уже: ведь Наула и Джогаш ходили сюда каждый день, после того как горское войско отправилось на войну. Отгородившись от всех любопытных громадой башни, Наула воспитывала Джогаша.

– Ее-уау-ва, – подражая интонации хозяйки, прогудел Джогаш.

Наула поджала губы. И когда уже Джогаш говорить научится? Нет, Наула уже немного наловчилась разбирать гортанную низкую речь, но… ей так хотелось похвастаться своими успехами перед всеми… а нечем… По-прежнему сердясь и прикусив губу, Наула разлила горячее варево по двум кособоким глиняным плошкам, которые прятала здесь же. Взялась за простенькую деревянную ложку.

«Госпоже невместно кушать стряпню для слуг… – мысленно передразнила Наула распорядителя и развеселилась. Это он еще не видел пахучую рыбную бурду, которую Наула уминала вместе с наследником и остальными воинами во время войны, в работном городке подле Матери Предков. – Да сегодняшняя похлебка по сравнению с той – пища богов!»

Джогаш с тоской глядел, как госпожа орудует хитро выточенной деревянной палкой, и недовольно ворчал. Его собственная деревяшка лежала рядом, но… Джогаш украдкой потянулся к плошке, дабы ухватить ее двумя лапами и опрокинуть в себя вкусную еду.

– Джогаш! – строго одернул девичий голосок. – Возьми ложку! Это же не молоко, а настоящая человеческая еда! А еду кушают ложкой!

Продолжая урчать, Джогаш неловко ухватил деревяшку, зачерпнул – но палка выскользнула из пальцев, и все вылилось обратно.

– На-а-у-у-у-ла-а!.. – просительно провыл он. Хозяйка распахнула глаза, вскочила, и Джогаш повторил: – На-а-у-у-у-ла-а!

Он говорит, говорит наконец-то! Девочка спрыгнула с лавки, захлопала в ладоши, закружилась на месте… Довольный Джогаш тотчас ухватил плошку и выдул содержимое через край одним махом. Наула шутливо погрозила ему пальчиком и засмеялась.

Вдруг Джогаш вжал голову в покатые плечи, сгорбился, напружинился. Не выпуская плошки из рук, повернулся в одну сторону, в другую. Мохнатые ушки поднялись торчком. Наула прислушалась – ничего… Лишь ветер разыгрался вдали, зашумел над ущельем.