Последний эльф - Сильвана Де Мари

Потом Судья-администратор заговорил о предсказании, и тогда сердце Роби переполнилось радостью. Это же про неё! Это у неё были видения, в которых показывалось то, что случится. Это её звали… Она чуть было не выкрикнула, что Роби — это уменьшительное имя, просто сокращение. Мама и папа выбрали ей имя как раз в честь волшебного мгновения, когда утренний свет начинает освещать землю и когда живёт надежда, что наступающий день будет добрым. Мама не уставала повторять это каждое утро, когда будила её, даже если на дворе лил дождь или падал снег и никакого света не было и в помине. Её звали Розальба, что означает тот ранний свет, с которым рождается новый день. К счастью, осторожность всё-таки остановила признание, и потом Судья начал говорить о своей дочери, Авроре. Солнечный луч, наполнивший сердечко Роби, в один миг превратился в ливень ледяной грязи, и всё, что осталось от её радости, — это странное ощущение вверху живота, нечто среднее между голодом и икотой, как бывало, когда Тракарна замечала, что Роби что-то украла.

Роби знала, кто такая Аврора. Она видела её, когда Роби, окружённую чуть ли не половиной далигарского гарнизона, привезли в город. Девочки столкнулись у Больших ворот: Роби, верхом на осле, и Аврора, в бежевом с красным паланкине. У Роби аж перехватило дух — Аврора была самой красивой девочкой из всех, которых ей довелось видеть. Ангельское личико над воротником платья из золотой парчи обрамляли светлые волосы. Волосы Авроры были заплетены во множество переплетающихся косичек, узор которых перекликался с узором вышивки на корсаже платья. Пока Роби разглядывала красавицу с открытым ртом, Аврора бросила на неё взгляд, которым смотрят обычно на тараканов, и именно тараканом и почувствовала себя Роби. Ну, можно сказать, она им и была: прошло года два с того дня, когда её последний раз расчёсывали. Мылась Роби в предпоследний ливень прошлым летом: последний прошёл ночью, и его ей удалось избежать. От осенних дождей лишь промокали и мёрзли ноги, но тело под одеждой оставалось грязным. И к тому же Аврора была на две ладони выше неё ростом!

Когда были живы её родители, мама говорила, что у Роби папины глаза, а папа — что у неё мамина улыбка, и оба они лучились радостью, когда смотрели на дочку. Но с тех пор прошло уже много времени, и никто больше не говорил ей ничего подобного!

Ещё несколько минут назад всё, что она хотела, — это продолжать жить, но сейчас её уже не устраивало то, что Йорш спасёт её. Роби желала, чтобы эльф принадлежал только ей. Но та, другая, была бесконечно красивее! И старше.

Ко всем чертям!

Она — Роби, Розальба — невеста, о которой говорилось в предсказании. Она уверена. То, что Судья называл «предсказаниями Авроры», — просто глупости. Это она видела будущее: это называлось «ясновидение», да, именно этим и были её видения во сне. Дочь мужчины и женщины, которые ненавидели эльфа? Вот ещё! Да что это за предсказание! Пол света ненавидело эльфов. Все ненавидели эльфов. Почти все. Кроме немногих. Все, кроме Монсера и Сайры. Правильное слово было «спасли», а не «ненавидели».

Дочь мужчины и женщины, которые спасли последнего эльфа, дочь Монсера и Сайры, та, в чьём имени есть утренний свет.

Вероятно, она была внучкой какой-то внучки того Господина света! Среди её дедушек, прадедушек или дедушек её прадедушек должен оказаться этот господин, но, с другой стороны, кто же знает имена всех своих прадедов? Среди них вполне мог оказаться и этот Властелин света (или как там его звали?). Роби спросила у Йорша, и он объяснил ей, что «наследник» значит и тот, у кого в жилах течёт та же кровь. А тут ещё и яснове… ну, в общем, те сны, когда ты видишь будущее в голове до того, как оно наступит. Теперь, когда юный эльф рассказал ей о море, Роби поняла, что было той голубизной, которая заполняла её голову каждый раз, когда она закрывала глаза.

Пока они бежали по сужающимся тёмным коридорам, где на стенах переплетались чудесные эльфийские рисунки, Роби чувствовала, как с каждым поворотом, с каждым листиком плюща её переполняют радость и спокойствие. Ведь Асдр… Ард… ну, тот, Хозяин света, он видел их в голове не для того, чтобы они были вздёрнуты на виселице или подохли в недрах земли, подобно двум крысам. Она хотела сказать это Йоршу, но тут внезапно её радость застыла и превратилась в ледяной ком в животе. Эльф должен стать её потому, что тоже желал этого, или потому, что так написано на стене? То бишь Господин света, Арб… ну, тот самый, видел то, что кто-то делал по своей воле, или то, что кто-то был сделать обязан? А если Йорш проведёт жизнь с ней, думая о другой? Аврора! Её лицо всплыло перед Роби. Прекрасная, словно настоящий эльф. Аврора! Это вам не костлявые локти, худющие коленки и торчащие вперёд зубы! Тракарна однажды окинула её оценивающим взглядом и сказала своим ласковым и полным огорчения тоном, что Роби со своей смуглой кожей напоминает таракана. Таракана с крысиными зубами. И, вздохнув, Тракарна добавила, что не всем же дано родиться красивыми. Кроме того, Аврора наверняка умела читать и писать, и фасоль она ела бы, как настоящая дама, а не набивая полный рот! Когда Йорш протянул Роби фасоль, руки их соприкоснулись: его тонкая, бледная, совершенной формы рука дотронулась до её, маленькой, грязной, с обгрызенными и чёрными ногтями. Роби вновь окинула взглядом свои тощие колени, грязные и ободранные, и почувствовала себя тараканом. Она решилась спросить Йорша про Аврору, и его кивок погрузил девочку в уныние.

Роби замолчала. Нет, она ни за что не скажет, что именно она — его будущая невеста. Никогда. Лучше отказаться от него, чем знать, что эльф выбрал её лишь из-за предсказания, только потому, что был обязан.

Наконец-то, после тщательного и долгого осмотра, Йорш сообразил, как работает решётка. Центральная часть соединялась с остальными четырьмя створками тончайшими завитками из золота, обвивавшимися вокруг медного стебля. Как объяснил Йорш, достаточно было всего лишь повысить температуру, чтобы стебли «расплавились», то есть растаяли, как последний снег на весеннем солнце, а эльф умел добывать тепло с помощью головы. Не то чтобы он бился обо что-то головой, а в смысле, что он думал о тепле, и стержни, на которых держалась решётка, настолько нагревались, что начинали таять.

За решёткой мир расширялся: показалась огромная пещера с большими каменными колоннами, которые поднимались вверх от земли или спускались вниз с потолка. Слышался громкий шум воды. Пещера была покрыта блестевшим при свете факела золотом, словно усеяна звёздами. Как объяснил ей Йорш, колонны, растущие снизу вверх, назывались сталак-что-то, и колонны, которые росли сверху вниз, — другим, но похожим на предыдущее словом. Пещера находилась под рекой Догон, её вырыло водой. А так как в водах Догона есть золото, мало-помалу оно осело на стенах пещеры. Роби не совсем поняла, как это вода может что-то вырыть, — для этой работы нужна была лопата и две руки, а у воды нет ни одной из этих трёх вещей. Но она не попросила объяснений: голос и улыбка Йорша очаровывали её, даже если то, что он говорил, не имело никакого смысла. К тому же та, другая, наверняка прекрасно бы всё поняла, и Роби не хотела выглядеть дурочкой.

Вдруг за их спинами раздался звук, который невозможно ни с чем спутать: лязг доспехов.