Идея фикс - Софи Ханна

– Абсурд, не так ли?

– Кто же тогда она, та умершая дама? И почему вы убили ее?

– Я никого не убивала. Хотя Кит думает иначе. Я надеялась, вы скажете ему, что описанная мною только что версия является неслыханным собачьим бредом.

Гринт побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.

– Посттравматическую потерю памяти ловко используют в художественной литературе, но мне не приходилось сталкиваться с такими случаями в реальной жизни, – немного помолчав, признался он. – Хотя я встречал несколько совершенно гнусных типов, изображавших подобное беспамятство.

– А что вы думаете? – спросила я Сэма.

– Вы пока упорно говорили о том, что Кит в это верит… – начал тот.

– Ну, разумеется, верит… взгляните на него! – перебила я его. – Вы слышали от него хоть одно возражение? А вернее, ему нужно, чтобы все мы думали, будто он в это верит. Но не кажется ли вам, что больше всего ему нужно убедить в своей вере именно меня? Нужно запугать меня настолько, чтобы я лишилась разума… и обезумела настолько, что кого-то убила и так глубоко закопала это в глубинах памяти, что даже не знаю о своем преступлении!

Кит закрыл лицо руками.

– Можно ли уже прекратить это издевательство? – вяло простонал он.

– По-моему, пора уже… – Сэм попытался прийти ему на помощь, но Иен предостерегающе поднял палец, призывая его к молчанию.

Что же получается, мы с Гринтом против Комботекры и моего мужа? Двое из нас хотят услышать худшее, двое – не хотят.

– Разумеется, Кит готов сказать вам, что у меня чертовски мощное подсознание, – добавила я с притворной живостью.

По возможности, лаконично, но не опуская жестоких подробностей, я рассказала Гринту о моих приступах рвоты, лицевом параличе и выпадении волос – как о разных симптомах моей подрывной деятельности, помешавшей нашему спасительному переезду в Кембридж в две тысячи третьем году.

– С тех самых пор я продолжаю жалеть, что переезд не удался, – вздохнула я. – Я слегка помешалась на Кембридже. Постоянно представляла, какая там… культурная и прекрасная райская жизнь, недостижимая для таких, как я. Даже сейчас не скажу, естественно, что меня радуют подозрения в убийстве, но мне приятно, что меня подозревают именно в Кембридже.

Мысленно я похвалила себя с прекрасным представлением: роль, разыгрываемая мной, служила щитом от боли, которую я испытывала бы, оставаясь самой собой. Если Гринт – сведущий детектив, он должен понимать разницу между безумием, эксцентричностью и чувством юмора.

– Я воспринимаю это как комплимент, – ответил он.

– Кембридж для меня подобен… сорвавшемуся с крючка счастью, если так можно выразиться. Кит называл это моей «страной утраченного счастья». Это цитата из стихотворения.

– Верно, Альфреда Хаусмана, – с улыбкой признал Иен и продекламировал:

Я вдруг прыснула от смеха. Мной овладел приступ безудержного хохота.

– Конни, – рука Сэма легла на мое плечо.

– Что смешного? – спросил меня Гринт.

– Только в Кембридже полицейские способны наизусть, как вы, цитировать стихи, – успокоившись, пояснила я. – Вы укрепили все мои устоявшиеся представления.

– Не лучше ли тебе помолчать? – огрызнулся Кит, впервые с нашего прихода сюда взглянув на меня. – Ты ставишь себя в неловкое положение.

– Ты подразумеваешь, что я пугаю тебя, – парировала я, – мне удалось разгадать твои планы, и ты ненавидишь меня за это. Нет, вы только поглядите на него! Ты уже едва даешь себе труд притворяться! Наговорил такую кучу лжи, что истощил все силы. Но в твои измышления закралось легкое противоречие – если я ездила на Бентли-гроув на твоей машине, то разве не мое розовое пальто видно в заднем окне? Почему же ты заявил, что оно другого оттенка?

– Миссис Боускилл… – попытался вмешаться Гринт.

Я повысила голос, чтобы заглушить его, всеми силами стремясь обидеть Кита, нанести ему глубочайшую из возможных обид:

– Неужели ты действительно думал, что способен заставить меня поверить, будто я страдаю раздвоением личности, будто подсознательно могу совершить преступление, о котором ничего не ведаю, пребывая в сознании? Офигительный курьез! Насколько же я глупа, по-твоему? Неловкость пора испытывать именно тебе! И как раз сейчас твоя версия опровергает сама себя. Если я подавила воспоминания об убийстве какой-то женщины, то разве сейчас, когда мы так обстоятельно обсуждаем эту версию, им не положено всплыть из тех самых потаенных глубин?

– Не пора ли мне сообщить вам, почему вы здесь? – вставая из-за стола, громко произнес Гринт.

Послышался глубокий вздох. Не уверена, кто именно его издал – Кит или Сэм?

– Ниже этажом в допросном кабинете меня ждет женщина по имени Джеки Нейпир. Вам знакомо такое имя? – спросил Иен.

– Нет, – ответила я.

Кристофер отрицательно мотнул головой. Может, вызвав его ненависть ко мне, я сделала шаг вперед: раз уж ему не надо больше стараться сводить меня с ума, вероятно, он выложит мне правду.

– Джеки открыла вебсайт «Золотой ярмарки» практически в одно с вами время, после полуночи в субботу. – Гринт взглянул на меня, ожидая какого-то отклика. Я постаралась взбодриться, переваривая новую информацию. Насколько я понимала, мой ночной кошмар затрагивал четырех человек: меня, Кита, Селину Гейн и ту мертвую женщину. Никакой Джеки не предполагалось.

– Она зашла на страничку дома одиннадцать по Бентли-гроув, – спокойно продолжил констебль, – и, подобно вам, щелкнула по кнопке виртуального тура. Догадываетесь, что она увидела?

Во рту у меня появился привкус горечи. Я сжала зубы, пытаясь подавить приступ тошноты.

– Она увидела, Конни, то же самое, что увидели вы, – услужливо сообщил Сэм. Он выглядел успокоившимся, словно наконец сообщил мне то, что давно хотел сказать.

– Ее описание равнозначно вашему, – добавил Гринт. – Большая лужа крови на ковре, темноволосая женщина в платье с набивным рисунком, лица не видно, волосы рассыпались веером до плеч, создавая впечатление, что она упала. Но знаете, что поразило меня больше всего? Она сообщила – так же, как вы, судя по тому, что поведал мне Сэм, – что кровь, скопившаяся возле ее талии, выглядела очень темной.