Опальные воеводы - Андрей Богданов

Случайно ли? Афанасий Нагой в Крыму считал, что нет. Еще весной 1567 года пленный казак Степан Алферьевич Корышев сообщил ему, что был схвачен и продан в Крым людьми Дин-Ахмета и Уруса, имевшими грамоты к хану Девлет-Гирею о союзе против Москвы.

Надежда на этот союз, возможно, объясняла изменение позиции Крыма в подготовке имперского похода на Астрахань. По сведениям послов Нагого и Писемского, Девлет-Гирей был сильно обеспокоен успехами, которые имела, по его представлениям, Россия в войне на Западе, раздражён усиленным строительством русских крепостей на Тереке и стремительным движением русских поселенцев на Восток, где уже сибирский хан Едигер, жители Иртыша и Югорской земли признали вассальную зависимость от Москвы.

Множество людей разных национальностей и вер, страдавших под ханским игом в Крыму, тайно извещало русских дипломатов о подготовке Девлет-Гирея к большой войне. Среди сообщений особую тревогу Посольского приказа вызывали данные о пребывании в Крыму тайных послов из Больших Ногаев и бывшего Казанского ханства.

По дороге в Ногайские степи Мальцева нагнал гонец с дополнительным сообщением первостепенной важности. Из Крыма извещали, что новый султан Селим II (1566–1574){25 по совету Соколлу, назначил наместником в Кафу ярого сторонника войны с Россией — Касим-бея, получившего звание паши и беклербега кафинского. В связи с его прибытием Девлет-Гирей провел совещание высших чинов ханства. На совещании присутствовали секретные агенты Нагого и Писемского.

Благодаря расторопности русских послов стало известно, что султан принял посольства Хивы и Бухары, призывавшие Османскую империю к походу на Астрахань, где, по их словам, таможенные сборы доходят до тысячи золотых в день. Султан одобрительно отнесся и к плану Девлет-Гирея, призывавшего отрезать Иран от торговли с Европой через Астрахань, сделав её основной базой борьбы на Востоке. Обсуждавшаяся на совещании в Бахчисарае грамота Селима II содержала приказ о начале войны с Россией летом 1568 года.

Деятельность русских послов в государствах и ордах юго-востока входила в решающую стадию. От Семёна Мальцева требовалась точная информация о позиции Больших Ногаев, в кочевьях которых должна была развернуться война между Россией и Османской империей. Объединение мусульманского населения Поволжья и Северного Кавказа с Высокой Портой и Крымским ханством, с ханствами Туркестана грозило изменить судьбы России и Ирана.

Переговоры с ханом Дин-Ахметом и Урус-мирзой, как и следовало ожидать, свелись к изъявлению повелителями Больших Ногаев своей преданности Москве и рассказам о победоносных сражениях с казахами. Семён Елизарьевич тщательно взвесил сведения о деятельности Хакк Назар-хана и его сподвижников, объединявших казахские орды и превращавших казахов в заметную политическую силу, которая при разумном подходе могла послужить интересам Руси.

Но послу требовалось узнать об истинных намерениях Урус-мирзы. Частично об этом говорили преданные друзья Руси в ханском окружении, кое-что прояснялось поведением явных и тайных сторонников крымского хана. Нужны были точные сведения, хранившиеся в секретном архиве. И дипломат сумел найти к нему ключ. Однажды ночью, после трудных многодневных усилий, Семён Елизарьевич получил в руки кожаную сумку в обмен на увесистый кошель с деньгами. То, что хранилось в сумке, было гораздо дороже денег.

Проверив охрану юрты, Мальцев дрожащими руками развернул первый свиток. Это была грамота султана Селима II хану Дин-Ахмету, говорившая о решении Высокой Порты начать войну в междуречье Волги и Дона и предлагавшая хану имперское покровительство.

Две грамоты крымского хана свидетельствовали о желании Девлет-Гирея заключить военно-политический союз с Большими Ногаями. В грамотах нетрудно было разглядеть стремление Крыма уклониться от прямого подчинения Османской империи и создать объединение орд под собственным главенством. Слава Батыя явно не давала спокойно спать Девлет-Гирею. Это надо было учесть. Грамоты из Хивы, Бухары и некоторых кавказских княжеств, склонявшихся к Порте, были быстро прочтены Мальцевым.

Планы Урус-мирзы предстали перед послом во всей неприглядности. Ответные грамоты от имени Дин-Ахмета показывали склонность властителей Больших Ногаев поддержать объединение антирусских и антииранских сил в регионе. О готовящейся коалиции следовало немедленно известить Москву. Утром грамоты были уже переписаны и снабжены комментарием посла. Кожаная сумка вернулась на своё место в архиве, а гонцы Семёна Елизарьевича, спрятавшие в подкладках одежды драгоценный груз, растворились в просторах Дикого поля. Все, даже друзья, должны были думать, что отчёт о деятельности в ханской ставке посол повезет на Русь при себе.

На обратном пути из Ногаев Мальцев обдумывал значение противоречий, проскальзывавших в разговорах советников Дин-Ахмета и прочитывавшихся между строк тайных грамот. Готовность к измене была налицо, но сговаривавшиеся стороны переполняло застарелое недоверие друг к другу. В критический момент несколько хорошо продуманных слов могли круто изменить игру и заставить игроков схватиться за ножи. Москва должна это учесть. Семён Елизарьевич ещё не знал, что и учитывать, и действовать придется ему одному.

14 марта 1569 года посольство Мальцева под охраной станицы служилых татар Крыма Таишева достигло Переволоки и заночевало на Царицыне острове. Рядом с россиянами разбили свой лагерь послы хана Дин-Ахмета и Урус-мирзы, имевшие 200 человек свиты. Заутро на противоположном берегу замечено было движение вооруженных людей.

Уже во время перестрелки Семён Елизарьевич узнал противников. Это был Енговат-мирза Шийдяков со своими воинами и людьми улусов Казы-мирзы ногайского, подвластных крымскому хану. Нападавших было немного — около 170 воинов. Твёрдо надеясь пробиться, Мальцев приказал садиться в лодки и с боем уходить вверх Волгою к близким уже казачьим городкам.

Посол подозревал, что нападение было не случайным, и вскоре в этом убедился. Воины ногайских послов выступили против русских и не пропустили их к лодкам. Люди Крыма Таишева бились отчаянно, отступая вглубь острова. Здесь, в дупле дерева, Семён Елизарьевич спрятал важнейшие документы посольства, по которым можно было бы установить источники информации московского правительства. С саблей в руках Мальцев сражался с нападающими, пока его люди не были перебиты и сам он не упал с разрубленной головой.

Он очнулся на Дону, на пути в Азов. Молодой организм перенёс рану и постепенно шёл на поправку. У Семёна Елизарьевича было много времени на размышления. Ещё до того, как начались допросы, он тщательно продумал линию своей борьбы с османским нашествием.

Грамоты Больших Ногаев к царю, взятые на его теле, характеризовали Мальцева как очень влиятельного человека в Москве. Это придавало его выдаче ногайцами особое значение, подчеркивало их верность тайному союзу с Крымом и Портой. Турецкий правитель Азова Айдар-ага постарался принять Мальцева соответственно этому высокому положению. Однако Семён Елизарьевич приложил все силы к тому, чтобы ухудшить отношение к себе. Он настойчиво объяснял, что правители Больших Ногаев являются настолько верными и близкими слугами московского царя, что к ним отправляют молодых людей, по чину меньших, чем простые гонцы в Крым.