Повседневная жизнь европейских студентов от Средневековья до эпохи Просвещения - Екатерина Глаголева

Третьего марта 1555 года состоялось посвящение в доктора медицины Гильома Эроара, который вернулся в Монпелье из долгой поездки на Сицилию. Церемония в церкви Святого Фермина под руководством доктора Сапорты прошла очень торжественно, под звуки органа. Посвящаемый произнес благодарственную речь на пяти или шести языках, в том числе на немецком, хотя и не знал его. Его торжественно провели по городу под звуки флейт, прикрепив к его шапочке шелковый султан. Участники кортежа несли веточки укропа и сахарные фигурки. Потом был пир с раздачей драже, завершившийся танцами.

Томас Платтер, учившийся в Монпелье 40 лет спустя, описывает два обряда посвящения в доктора: большой и малый. Первый был гораздо торжественнее: накануне кандидат устраивал исполнение серенады оркестром из труб, флейт и скрипок для всех докторов, хирургов и аптекарей города, а в день своего триумфа объезжал город верхом под звуки труб. Разумеется, всё заканчивалось пиршеством. Для малой церемонии пира не устраивали, но расходы составляли не менее 100 франков на свечи, перчатки (их раздавали участникам действа) и драже. Иностранцы нечасто тратили столько денег на эту процедуру — разве что в расчете на получение профессорской кафедры.

Джон Локк (1632–1704), какое-то время учившийся в Монпелье, 19 марта 1676 года сделал в дневнике юмористическую запись: «Рецепт изготовления доктора медицины: процессия докторов в красных мантиях и черных шапочках; десять скрипок исполняют мелодии Люлли. Профессор садится, подает знак скрипкам, что будет говорить, чтобы они замолчали, встает, начинает свою речь с похвалы коллегам и заканчивает ее филиппикой против новшеств и кровообращения. Садится. Снова вступают скрипки. Соискатель берет слово, делает комплименты канцлеру, профессорам, Академии. Снова скрипки. Председатель берет колпак, который швейцар вносит на конце жезла (он участвовал в шествии), возлагает его на голову нового доктора, надевает ему на палец кольцо, обвивает его чресла золотой цепью и учтиво просит садиться. Всё это было для меня очень поучительно».

Французский журнал «Меркюр галан» в октябрьском выпуске 1680 года опубликовал рассказ о пиршестве, устроенном профессором Барбейраком в честь посвящения в доктора медицины его сына. Накануне были разосланы приглашения всем важным особам, в том числе дамам. В назначенный день большой зал факультета был обит дорогой тканью, кафедра и скамьи — синим сукном с вензелем кандидата и его невесты. На обратном пути выстроился роскошный кортеж: впереди шли музыканты — 14 скрипачей, шесть гобоистов и четыре трубача, — за ними виновник торжества, профессора, доктора, четыре слуги, согнувшиеся под грузом серебряной посуды, родственники и друзья при всём параде. Они прошествовали по дороге, усыпанной цветами, к дому Барбейрака. Крыльцо было украшено триумфальной аркой с вплетенными в нее лавровыми листьями. После произнесения положенных благодарственных речей молодой доктор ушел переодеться, после чего предстал перед гостями в светском наряде и открыл бал с девицей Бомпар. Потом были ужин под музыку, представление, раздача корзинок со сластями. Глубокой ночью дам развезли по домам в каретах по ярко освещенной улице. Празднества продолжались три дня, и каждую ночь музыканты исполняли серенаду под окном мадемуазель Бомпар.

В Авиньоне церемония обставлялась не менее торжественно — там устраивали даже кавалькаду. Будущий доктор, впереди которого шли менестрели и шуты, отправлялся с друзьями на факультет верхом или пешком. После опроса, произведенного двенадцатью старейшими докторами, лауреата той же толпой провожали до дома. Но после 1605 года из провожающих остался лишь один представитель факультета.

В Реймсе после защиты докторской диссертации в присутствии всего факультета председатель заставлял соискателя принести, положа руку на распятие, клятву доктора (Пьер Жан Жорж Кабанис (1757–1808), произведенный в доктора в 1783 году, позднее перевел ее с латыни на французский язык в стихотворной форме). После этого кандидату вручались докторская шапочка, золотое кольцо, пояс и книги — раскрытые и закрытые. Новоиспеченный доктор произносил с кафедры хвалебную речь, превознося до небес факультетское начальство. А вечером учителя и ученики дружно пировали под чтение подходящих к случаю стихов.

Поэзия была частой гостьей на подобных церемониях. В 1622 году Дени Дюпон принес благодарность альма-матер латинским гекзаметром, а друзья восславили в стихах его самого. Оды, акростихи на латыни — фантазии и творчеству не было предела.

В каждой стране подобные церемонии были отмечены национальной спецификой: в Италии устраивали балы, в Испании — корриду. Считалось, что эти мероприятия крепят университетскую солидарность, так что пирушки даже упоминались в уставах учебных заведений.

Все эти мероприятия обходились очень дорого. В Париже кандидат в доктора должен был преподнести подарки декану, докторам-регентам, причем настолько значительные, что в 1452 году кардинал д’Эстувиль даже ограничил их стоимость. Только на шапки и перчатки для преподавателей, ректора, канцлера, служителей и десятка друзей в XVII веке уходила кругленькая сумма — порядка 120 ливров.

В Монпелье посвящение в доктора завершалось раздачей конфет, цукатов, перчаток, денег сторожам, клирикам, звонарям и общим банкетом. В XVI веке городские власти тоже попытались установить определенные ограничения на эти расходы.

В Реймсе доктор преподносил декану и президенту пару белых лайковых перчаток, две головы сахару и три фунта свечей, каждому доктору — пару перчаток, сахарную голову и светильник, их супругам — по паре белых перчаток.

Полный ритуал посвящения в доктора, с более продолжительными испытаниями, стоил гораздо дороже. В Лейпциге в начале XVI века доктор права должен был потратить 250 дукатов. Во Франции до 1785 года соискатель мог уложиться в 2400 ливров, а позже раскошеливался уже на три тысячи. Если добавить к покупке сахара и перчаток расходы на печатание диссертации и программок, чаевые и расходы на банкет, выходили все четыре тысячи.

«Купить можно всё» — с этим искушением сталкивались во все времена. В конце концов, университетский диплом — такой же товар, как и другие. Во Франции, например, в XVII веке дипломы стали выдавать даже студентам, ни разу не появившимся в аудитории, — были бы деньги.

Окончив в 1640 году Клермонский коллеж, Жан Батист Поклен, впоследствии прославившийся под именем Мольер, отправился изучать право в Орлеан — не то чтобы он не мог сделать этого в Париже, а просто ему требовалась «бумажка»: в Орлеане можно было получить диплом за деньги, потратив на учебу гораздо меньше времени. А становиться адвокатом он вовсе не собирался, поскольку мечтал о карьере драматурга. Многие другие выпускники университетов, получившие юридическое образование, потом прославились как авторы пьес.

Юридический факультет Парижского университета уже в XVI веке считался самым «коррумпированным»; там были не профессора и студенты, а продавцы и покупатели. Факультетский совет допускал к докторскому экзамену лишь тех, кто имел по крайней мере 80 ливров годового дохода, поэтому этот факультет был самым аристократическим.

Зато теологический факультет в XVI веке стал самым плебейским факультетом в Париже. На нем почти не было состоятельных студентов, экзамены сдавали одни бурсаки и нищенствующие монахи. Но это были борцы за идею, ради науки жившие впроголодь, перебивавшиеся случайными заработками и получавшие вожделенный диплом не ранее тридцати пяти лет. В Оксфорде докторов из ордена нищенствующих монахов, для которых получение степени было обставлено более легкими условиями, называли «восковыми» («doctores cereati»).